Что же касается двух миллионов польских евреев, им угрожала смертельная опасность. Тысячи из них были убиты уже в первые месяцы войны, остальных согнали в гетто. Первое большое гетто, где содержались 230 000 евреев, было создано в Лодзи в конце апреля 1940 года. Все это санкционировал сам Адольф Гитлер, который, по словам Геббельса, находил поляков «скорее животными, чем людьми» и считал, что «они просто невероятно нечистоплотны». Как говорил Геббельс, у Гитлера для поляков был только один приговор: «уничтожить»‹8›.
И нельзя сказать, что отвратительные зверства в Польше творили только члены нацистского партийного аппарата — части СС и Einsatzgruppen — карательные группы специального назначения СД, созданные и используемые в целях массовых казней гражданских лиц на захваченных Третьим рейхом территориях. Солдаты и офицеры немецкой армии тоже совершали преступления. «Несмотря на успех польской кампании, мы не должны закрывать глаза на тот факт, что некоторым нашим офицерам недостает самоуважения», — писал Браухич в приказе всем немецким офицерам в октябре 1939 года. «Настораживает количество подсудных дел, таких как незаконные конфискации, противоправные аресты, незаконное личное обогащение, присвоение чужого имущества и кражи, оскорбление и притеснение подчиненных, частично вызванных нервным возбуждением, а частично бессмысленным пьянством, неповиновение с серьезными последствиями для подчиненных войсковых формирований, изнасилования замужних женщин и т. п. — все это рисует типичную картину поведения наемника, которого нельзя судить слишком строго»‹9›.
Но при этом следует учитывать, что некоторые немецкие офицеры — как, например, генерал Йоханнес Бласковиц — пришли в ужас от систематических бесчинств, творимых нацистскими функционерами. Как и Бек до него, Бласковиц никогда не поддавался харизме Адольфа Гитлера. Но он был частью той значительной группы армейских офицеров, которые находились под воздействием последствий Версальского договора. Бласковица особенно возмущал «Данцигский коридор», который отделял Восточную Пруссию, его родину, от остальной территории Германии.
Бласковиц был сыном протестантского пастора и набожным христианином. Это был очень достойный, интеллигентный человек с огромным самообладанием и безупречными манерами. Гитлер его не терпел и до войны считал робким, нерешительным генералом. Тем не менее Бласковиц возглавил 8-ю немецкую армию, которая отличилась в битве на Бзуре, к западу от Варшавы, в самом крупном сражении польской войны. Более 150 000 польских солдат сдались в плен, попав в окружение. Но, несмотря на этот успех, Бласковиц все-таки не произвел впечатления на Гитлера, когда они встретились 13 сентября в Польше. Гитлер заметил позже, что Бласковиц, как ему показалось, «не вполне понимает возложенные на него задачи». Это загадочное высказывание, скорее всего, означало, что Бласковиц принадлежал к «старой школе» — и однозначно не подходил на роль полководца будущего. «Мне нужны люди жесткие, суровые», — сказал Гитлер своему адъютанту в тот день. «Мне нужны фанатичные национал-социалисты»‹10›. Зная, что Гитлер хочет снять Бласковица, и считая, что обвинения в его адрес несправедливы, генерал Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск, поддержал Бласковица в донесении, в котором было описано, как грамотно и успешно он действовал в период наступления‹11›. Гитлер вновь отреагировал прохладно, но Бласковиц в Польше остался.
Вероятность конфликта между некоторыми офицерами старой школы и «жесткими людьми» из национал-социалистов по поводу отношения к полякам была очень высока. Самым первым симптомом этого конфликта стала запись генерала Гальдера в дневнике от 19 сентября 1939 года, где говорилось, что Рейнхард Гейдрих, который возглавлял Главное управление имперской безопасности, заявил, что теперь начнется «зачистка» Польши от «евреев, интеллигенции, духовенства и аристократии». Однако Гальдер писал, что «армия настаивает, чтобы такую „зачистку“ отсрочили до тех пор, пока армия не уйдет и страна не вернется к гражданскому правлению»‹12›. («Зачистка», конечно, была очередным эвфемизмом, который нацисты использовали во время войны для описания своих зверств. И, как мы уже видели, эту «зачистку», конечно, никто не «отложил» до декабря. На самом деле к концу 1939 года немцы уничтожили более 50 000 поляков‹13›.)
Генерал Эдуард Вагнер проинформировал Гальдера после встречи с Гитлером, что Польша должна стать страной «дешевых рабов»‹14›, а армия должна сосредоточиться на «сугубо военных вопросах». Ставилась цель добиться в Польше «полной дезорганизации». В своем дневнике Гальдер назвал этот план «дьявольским». Весьма примечательно, что 17 октября 1939 года, за день до того, как Гальдер сделал эту запись в своем дневнике, Гитлер отдал приказ, согласно которому СС и другие неармейские подразделения службы безопасности выводились из подчинения армии. И теперь, если в Польше армейское начальство было недовольно какими-либо действиями СС, оно не имело никаких законных оснований принимать к ним меры.
Оккупированная нацистами Западная Польша — не стоит забывать, что Восточная Польша была в руках Советского Союза, который проводил в жизнь свой собственный «дьявольский план» этнической реорганизации, — должна была разделиться на две части. Одна часть, Генерал-губернаторство с центром в Кракове, под управлением непоколебимого нациста Ганса Франка, должна была стать чем-то вроде свалки, на которой проживали бы те, кому не было места в рейхе, тогда как другая часть должна была войти в состав собственно Германии. Эта часть, в свою очередь, подразделялась на несколько новых округов, или Gaue. Двумя самыми крупными округами были Данциг — Западная Пруссия, под управлением Альберта Форстера, и Вартегау, которой руководил Артур Грайзер. Эти два гауляйтера, или руководителя административных округов, плюс подчиненные им старшие чины СС отвечали за расовую реорганизацию Польши и проводили ее с невообразимой жестокостью. Генерал Йоханнес Бласковиц, главнокомандующий вооруженными силами на востоке, был оттеснен на второй план.
Тем не менее Ганс Франк по-прежнему питал ненависть к Бласковицу, и его не устраивало, что тот командует войсками вермахта в Польше. Когда 2 ноября 1939 года Геббельс посетил Франка, нацистский гауляйтер пожаловался, что немецкая армия не проявляет достаточной «расовой сознательности»‹15› и препятствует его работе. Неприязнь была взаимной. Гельмут Штиф, офицер Генерального штаба, когда приехал в Варшаву в ноябре 1939 года, был потрясен результатами управления гауляйтера Франка в Генерал-губернаторстве. «Почти все многомиллионное население города влачит жалкое существование — живут где-нибудь и как-нибудь, — писал он своей жене. — Неизвестно, за счет чего они живут. Здесь разворачивается неописуемая трагедия. И неизвестно, сколько это еще продлится… Город и его население обречены… Сидишь в прекрасном гостиничном номере, ешь жареного гуся и видишь, как женщины, которые всего три месяца назад занимали солидное положение в обществе, продают себя нашим солдатам за буханку хлеба, чтобы как-то протянуть…Истреблять целые поколения женщин и детей могут только нелюди, которые более не заслуживают права называться немцами. Мне стыдно, что я немец»‹16›.
В конце своего письма Штиф упоминает, что он встречал генерала Бласковица, который «излил мне душу и рассказал о своих бедах и тревогах». Но кажется маловероятным, чтобы на этом этапе Бласковиц открыто обвинял Гитлера в преступлениях, которые совершались в Польше на глазах генерала. Скорее, он двигался в своих рассуждениях в том же направлении, что и генерал Бек до него. Во всяком случае, вначале им обоим — и Беку, и Бласковицу — было легче, дабы избежать жгучих угрызений совести, вести себя так, словно вина за все зверства лежала на СС и партийных фанатиках, а не на главе государства. Даже если в глубине души они понимали, что это не так.
Всю осень 1939 года Бласковиц собирал доказательства преступлений, которые совершали СС на территории Польши, и наконец 16 ноября он представил докладную записку главнокомандующему сухопутными войсками Браухичу. Этот документ затем попал к военному адъютанту Гитлера, майору Герхарду Энгелю, который показал его Гитлеру. Копий докладной записки Бласковица не сохранилось, но известна реакция Гитлера, так как Энгель описал его ответ. «Сначала он воспринял эту записку спокойно, но потом разозлился и стал обвинять руководство армии в „инфантильности“. Невозможно вести войну методами Армии спасения. Его долго скрываемая антипатия нашла свое подтверждение. Он никогда не доверял генералу Бласковицу. Он, Гитлер, был против его назначения командующим армией и считает, что будет правильным снять его как несоответствующего занимаемой должности»‹17›.
