Не могу вновь не вспоминать о Кононе Молодом, с которым мы поддерживали очень близкие отношения в Москве после его освобождения из английской тюрьмы. Он много и охотно рассказывал о себе за тот период, когда мы с ним разошлись в разные службы по окончании одновременно Института внешней торговли.
Конон — это идеальный готовый нелегал нашей службы, для работы в стране со сложным режимом. Техническую сторону нелегала можно подготовить. Это: шифрование, тайнопись, микроточки, средства связи; радиодело, включая новинки техники. Прорепетировать приёмы скрытого наблюдения и поведения в сложных ситуациях, основы знаний о регионе и стране, в которой будет работать нелегал. Сложнее с языком. Если язык с нуля — то это годы учёбы.
У Молодого было главное — он был «готовый американец». Конон родился в 1922 году в Москве. Отец — профессор, ближайший друг великого Вавилова. Мать — крупный хирург — была главным врачом клиники Протезного института. Отец Конона умер рано, и мать сумела отправить Конона к своей старшей сестре в Калифорнию учиться. Он пробыл в Штатах восемь лет, до 1938 года, успешно учился в колледже и, естественно, врос в американскую среду, в образ жизни, не говоря о языке. Кроме английского он освоил ещё немецкий и французский языки. Вернувшись в Москву, Конон уверенно, в 1940 году, окончил десятилетку. Хочу сразу сказать, что способности у него были исключительные, заложенные на генетическом уровне, и это проявлялось во всём, за что бы он не брался. В канун Великой Отечественной войны Молодого призвали в армию. Он отслужил всю войну в разведротах. Был награждён боевыми орденами и медалями, демобилизовался в 1946 году в чине старшего лейтенанта. О его службе в полевой разведке можно с успехом написать отдельную книгу.
После войны захотел учиться и сразу поступил в Институт внешней торговли на юридический факультет (теперь отделение МГИМО).
Хорошо его помню по институту: открытый, жизнерадостный. Он активно участвовал во всех реалиях студенческой жизни. Учился легко и на «отлично». В институте он взялся за китайский язык. Уже тогда говорили, что оптимисты учат английский язык, а пессимисты — китайский. О его же английском говорить не приходилось. В институте каждую неделю показывали фильм на одном из трёх языков, без перевода. Это были трофейные фильмы, привезённые из немецких архивов. К фильмам языковая кафедра готовила краткие аннотации. Фильмы на английском были в большинстве своём американскими боевиками. Эти фильмы с большим трудом понимали сами преподаватели английской кафедры. Призывали Конона, который шутя делал переводы. Я на фильмы нередко ходил с ним, он переводил прямо с экрана в нашем маленьком кинозале.
В первый же год по окончании института Молодой подготовил и издал русско-китайский торговый словарь. Конон говорил, что ему в этой работе очень помогли англо-китайские словари, а уж англичане в этом деле были доки.
Служба начала работать с Кононом ещё в институте и готовить его к работе по линии «Н». Они же нашли отличный вариант документации для его прикрытия в будущей работе.
Легенда родилась такая. Некая финка вышла замуж за канадца Лонсдейла (это происходило в Канаде). Она родила сына, но семейная жизнь не заладилась, и они с канадцем разошлись. Дама уехала на родину в Финляндию, когда ребенку ещё не было и года. Их связь полностью оборвалась. Наши товарищи вышли на эту финку и получили от неё все нужные канадские документы, включая метрику, выписки из книг регистрации и крещения и так далее. Очевидно, что предъявитель этих бумаг мог легальным путём получить канадское гражданство и, соответственно, документы гражданина Британского содружества. После пробных поездок Конон на законных основаниях получил канадский паспорт, водительские права и страховку, т. е. «железные документы» канадца. Он был выведен в Англию, где начал заниматься бизнесом и учиться китайскому языку. Бизнес — его фирма игральных автоматов — стал успешно развиваться и приносить легальные доходы. Школа китайского языка давала возможность развития полезных связей, но главное: Конону, с этого времени «Бену», таким был его псевдоним, были переданы на связь ценнейшие агенты документалисты. Это были начальник секретной части военно-морской базы в Портленде и его подруга, секретарь штаба этой базы. Документам, переданными нам этими людьми, просто не было цены. Служба организовала для «Бена» стабильный канал связи. Этим каналом была семейная пара нелегалов Морис и Лона Коэн, в Англии они стали семейством Крогеров. Они обосновались в Лондоне как владельцы небольшой антикварной лавочки — удобно и для радиоточки, и для связи с внешним миром. Отлично!
Но в 1961 году «Бен», а затем и вся его команда были арестованы (en flagrant delict), то есть с поличным. Как и в абсолютном большинстве подобных эпизодов, в основе провала было предательство, измена. На этот раз ниточка в руках МИ-6 (английской контрразведки) оказалась более длинной и сложной для распутывания. Изменником был не наш человек, а поляк, начальник управления научно-технической разведки в Польше, тогда дружественной нам стране. Он готовился к своей измене: брал в архиве дела, особенно дела, связанные с вопросами сотрудничества с КГБ. Поляк узнал, что в своё время в Варшаве русские с помощью польской службы завербовали сотрудника военно-морского атташе в посольстве Англии некоего Хафтона. Поляк передал всю информацию МИ-6. Хафтон тогда вёл всё делопроизводство, включая секретную часть на военно-морской базе в Портленде. Его арестовали, и он при первом же задержании раскололся и назвал свою помощницу Джи. Вскоре контрразведка выявила «Бена». Наружное наблюдение за «Беном» было организовано на высшем уровне, с участием нескольких бригад и десятков машин, сменявших одна другую. Улики были неопровержимыми. Передатчик и средства тайнописи найдены у Крогеров. Был найден и кусочек плёнки с текстом письма от жены «Бена» на русском.
Судили всех отдельно. «Бен» стал главным фигурантом на страницах английской прессы в течение многих недель.
На суде, а потом и в тюрьме он не терял присутствие духа и встречал «крутые» переделки даже с чувством юмора.
Он, уже в Москве, по возвращении из Англии, рассказывал, как для усиления эффекта его разоблачения английские службы нашли в Канаде и доставили в Лондон в зал суда отца настоящего Лонсдейла. Он выступал по подготовленному заранее сценарию, чтобы доказать, что «Бен» не его сын, а лицо подставное. Но адвокат «Бена» серией вопросов успешно выявил, что сын Лонсдейла вместе с матерью покинул отца и Канаду, когда ему ещё не было и года, и больше никогда отец с сыном не встречались. Отец-Лонсдейл был загнан в тупик и под смех зала признал, что, конечно, в такой ситуации сына опознать не может и не понимает, зачем его привезли на это заседание. Пресса дружно высмеяла провал следствия, хотя это не ослабило заметно накала разоблачений. Конон был приговорён к двадцати годам тюрьмы.
