составом дирекции, с отделами, с секретарем ЗКК по транспорту, с ДТО ОГПУ и др. Нужно наладить, наконец, деловую работу. Тов. Папулия со мной как будто согласился и обещал наладить отношения. Что из этого выйдет, не знаю».
Берия покритиковал и недавно смещенного с поста первого секретаря Закавказского крайкома Мамию (Ивана) Орахелашвили: «Тов. Мамия Орахелашвили продолжает быть недовольным и дуется. Он даже перестал ходить на бюро ЦК. Теперешним положением он определенно не доволен, хотя я делаю все, чтобы избежать в пределах возможности столкновения с ним. Он, видимо, не понимает или не хочет понять, что для создания деловой атмосферы: для выполнения тех задач, которые поставлены перед нами решениями партии и правительства и Вашими указаниями, нужна твердая рука, нужна решительность и четкость в работе, и больше всего в этом нуждается грузинская организация, в которой со времени ухода тов. Серго не прекращались интриги и групповая борьба.
Только твердая рука, последовательная и ясная позиция могут создать деловую атмосферу работы и покончить с бесконечными склоками, разъедавшими организацию. Это лучше всего подтвердилось опытом истекших 7–8 месяцев работы, и я думаю, что этот опыт для многих (за исключением, может быть, тов. Мамия) не прошел даром.
На этом опыте, в этой атмосфере люди научились по-новому работать, по-новому подходить к делу, и мне думается, что уже это одно является немаловажным достижением».
К письму Лаврентий Павлович добавил от руки очень многозначительный постскриптум: «Был два раза у т. Коба и имел возможность подробно проинформировать его о наших делах. Материалы по вопросам, затронутым в этом письме, переданы также товарищу Коба».
Значит, Берия в то время был уже вхож к Сталину и делал красноречивый намек Лазарю Моисеевичу, что просьбы закавказских коммунистов, скорее всего, будут удовлетворены генсеком. Лаврентий Павлович знал, что группировка Орджоникидзе — Ломинадзе впала в немилость у Сталина и не пожалел критических стрел в адрес близкого к ней Орахелашвили и брата Серго Орджоникидзе — Папулии (оба они погибли во время Великой чистки).
Следует отметить, что финансовые трудности, равно как и трудности с выполнением плана государственных сельхозпоставок оставались постоянным фоном пребывания Берии в Закавказье. Задержки с выплатой зарплаты в 30-е годы были столь же обычным явлением в СССР, как и в России в 90-е. В конце 1936 года Лаврентий Павлович вновь писал Кагановичу: «Т. Лазарь Моисеевич! Как ни крутимся и прилагаем все силы, чтоб выйти из тяжелого положения с финансами, дело у нас все же плохо. У нас задолженность по зарплате, но очень большая, мы своими силами не вытянем. Почему так? 1) Товаров мало поступает в наш край. 2) Нет товаров для коммерческой продажи. Что касается сбора денресурсов, ты знаешь, что эта работа у меня поставлена хорошо, и во всем Союзе иду впереди всех. Отсутствие товаров нас режет. Нужно как-нибудь нам помочь.
Все я сделаю, но без помощи центра с зарплатой не справлюсь… Помоги нам. Привет. Лаврентий».
Об одном из источников финансирования Закавказья при Берии Ежов докладывал Сталину 6 сентября 1936 года: «Дело с кредитованием Самтреста Грузии проверил. Вина Марьясина целиком подтверждается. Финансовая сторона дела такова. В начале 1936 года бывший председатель Госбанка Калманович незаконно кредитовал Самтрест Грузии в размере 22,5 миллиона рублей. Марьясин не только не принял никаких мер к понуждению Самтреста погасить банковскую задолженность, но, наоборот, неоднократно отсрочивал очередные платежи и производил дальнейшее совершенно незаконное и неправильное кредитование Самтреста. Сверх 22,5 миллиона рублей… выдал еще дополнительную ссуду в 5300 тысяч рублей. В результате такого широкого кредитования задолженность Самтреста Госбанку на 1 февраля 1936 года составляла 77 миллионов рублей». Марьясин получил строгий выговор и был отстранен от руководства Госбанком. Берия же не пострадал. Можно предположить, что кредиты Грузии отпускались с одобрения Сталина, Молотова или Кагановича, а потом крайним сделали близкого к Пятакову Марьясина, который вскоре был репрессирован. Вряд ли одной только Грузии отпускались кредиты такого рода. Вероятно, дело о незаконном кредитовании Самтреста понадобилось как предлог для устранения очередного «врага народа».
Когда познакомились Берия и Сталин, достоверно неизвестно. Некоторые историки относят это событие ко времени подавления меньшевистского восстания в августе 1924 года. Возможно, это произошло и раньше. Во всяком случае, уже в январе 1924 года Берия докладывал лично Сталину о том, что Троцкий был столь слаб в день похорон Ленина, что не смог выступить публично, а лишь написал статью, которую прочитали по радио. Кстати, этот доклад опровергает версию самого Троцкого, что он не приехал на похороны из-за козней Сталина, сообщившего неверную дату траурной церемонии. Судя по всему, Лев Давидович был действительно болен и физически не мог присутствовать на прощании с Лениным.
Берия немало сделал для развития культа Сталина в Закавказье. Под его именем вышла книга по истории большевистских организаций в крае, где главные заслуги в борьбе с царизмом приписывались «великому кормчему». Об этой книге, вызвавшей одобрение Сталина, я расскажу дальше.
А вот издание Берией сборника ранних сталинских работ Иосифу Виссарионовичу не понравилось. 17 августа 1935 года он телеграфировал из Сочи Кагановичу, Ежову и Молотову: «Прошу запретить Заккрайкому за личной ответственностью Берия переиздание без моей санкции моих статей и брошюр периода 1905–1910 годов. Мотивы: изданы они неряшливо, цитаты из Ильича сплошь перевраны, исправить эти пробелы некому, кроме меня, я каждый раз отклонял просьбу Берия о переиздании без моего просмотра, но, несмотря на это, закавказцы бесцеремонно игнорируют мои протесты, ввиду чего категорический запрет ЦК о переиздании без моей санкции является единственным выходом. Копию решения ЦК пришлите мне».
Сталина, разумеется, не неточность заботила, а то, что его позиции тех лет по некоторым вопросам, упоминание в положительном контексте ряда имен не соответствовали политической конъюнктуре 30-х годов. Статьи надо было основательно почистить, а услужливый Лаврентий, выпустив их в первозданном виде, поставил своего покровителя в неудобное положение. Но этот грех Иосиф Виссарионович Берии простил. Тем более что тот активно занялся большим и нужным делом: организацией музея Сталина в Гори.
Об этом музее в 1934 году Заккрайком принял специальное постановление. На родине вождя предполагалось не только отреставрировать дом-музей, но и выстроить рядом кинотеатр, драматический театр, библиотеку, гостиницу и Дом колхозника. Приехавшая в Грузию в сентябре 1935-го инструктор ЦК ВКП(б) Г. А. Штернберг докладывала Кагановичу: «Совершенно правильно поднят вопрос т. Берия и отдельными товарищами из районной парторганизации в Гори о необходимости, в связи с реконструкцией района, где жил товарищ Сталин, выселить 40–50 семей, построив для переселения выселяемых 2 жилых дома по 20 квартир в каждом доме.
