Первого апреля 1965 года Мэри родила нашего сына Валентина Майкла Мэнсона. Больничной койкой ей служил матрас, брошенный на пол в какой-то лачуге в Топанга-Каньон, где мы остановились. Я принял роды, обрезал пуповину и завязал пупок. Девочки, числом уже пятнадцать, были медсестрами. Я был горд тем, что Винни-Пух, как мы прозвали младенца, был моим потомством. К нему тянуло всех, и он стал средоточием радости в нашей группе. Мы посчитали, что ребенка можно воспитать и вне обычной семьи, где есть мама и папа. Мы все несли за него ответственность. Ребенок мог бы вырасти без всех этих заскоков, которые дети обычно перенимают у родителей, что позволило бы ему избежать влияния ограниченных, односторонних взглядов. Он возмужал бы, окруженный любовью и пониманием. Его голова не была бы забита бесконечными сомнениями, а характер не испортился бы под воздействием комплексов, сформировавшихся из-за эгоистичных, властных родителей. Он узнал бы подлинную любовь и свободу мышления, которой лишены большинство людей. Мы тоже стали бы учиться у нашего ребенка, не знакомого с ненавистью, ревностью, наживой и эгоизмом.
Появление новорожденного никак не сказалось на нашем образе жизни. Если что-то и изменилось, так это была возможность вести себя совершенно по-другому в отличие от обычных родителей, проявляя качества, противоположные их недостаткам. Эту возможность предоставил всем нам Винни-Пух. Окружавшие меня ребята на собственном опыте почувствовали, как родители и общество подавляют, используют и отвергают их. Им было известно, что в целом родители и общество иногда значат что-то хорошее, но они слишком озабочены своей жизнью, чтобы правильно сориентировать детей. Винни-Пуху и другим нашим детям повезет больше. Всех нас охватывало чувство, что мы помогаем родиться личности, которая будет создавать более совершенный мир.
Винни-Пух ехал туда, куда его вез черный автобус. За ним присматривали пятнадцать — двадцать человек. Однажды он послужил причиной нашего ареста в округе Вентура. Мы остановились в какой-то лесистой местности и разбили лагерь. К нам подошли люди шерифа и начали приставать. Они забрали меня и еще пару девушек за фальшивые удостоверения личности. Мэри попалась на том, что на людях кормила своего ребенка двадцати дней от роду. Проводя все время в разъездах или развлечениях, мы уже привыкли к повышенному вниманию полицейских, но обычно несколько улыбок девушек решали дело: копы просто просили нас вести себя поспокойней и ехать дальше. В тот раз девушки не улыбались, вдобавок прозвучало слово «свинья», так что, увидев голую грудь Мэри во рту у Винни-Пуха, один из полицейских указал нам на какой-то закон, запрещавший подобное. В итоге Мэри забрали с нами.
Наши ряды пополнялись так стремительно, что в автобусе стало невозможно жить нормально. Когда людям дискомфортно, они утрачивают расположение друг к другу, и мелкие неурядицы разрастаются до крупных споров, особенно в компании упрямых молодых девушек. Дело в том, что порой я хотел вернуть старые добрые деньки, когда нас было четверо — Мэри, Лин, Пэт и я. Но, размышляя о том, кому же придется уйти, я каждый раз находил причину, по которой этот человек должен остаться. Решить проблему могло бы место, где разместились бы все, расположенное подальше от проторенных дорог, чтобы городские жители и представители закона не мелькали все время перед нашими глазами. Пустыня по-прежнему манила меня. Мысль о жизни в пустыне стала казаться привлекательной для некоторых из тех, кто раньше отвергал ее на корню, но среди нас еще оставались те, кому эта идея была не по вкусу.
Ответ помогла найти Сандра Гуд. Сэнди одной из последних пришла к нам в группу. О ее жизни детишки из бедных семей могли только мечтать: симпатичная студентка колледжа, у которой в двадцать три года было все. В Сан-Франциско она принадлежала к определенному кругу. Обеспеченные разведенные родители давали ей все, что она желала, другими словами, все что угодно, только не искреннюю любовь и дружеское общение. В материальном плане она могла получить все — только захоти, но, несмотря на это, Сэнди искала свое место в жизни. Когда друзья пригласили ее в дом, где появился на свет Винни-Пух, она примчалась из Фриско ради одной волнующей ночи.
Я помню, в тот вечер мне показалось, что больше всего ее занимает собственная персона. Сэнди была одета в слаксы и блузку по последней моде, а ее серьги и украшения прекрасно гармонировали с макияжем. Какой-нибудь шикарный ресторан подошел бы этой красавице гораздо больше, чем пол в хижине, где мы устроились.
Ей было не очень уютно здесь. Я совсем не знал эту девушку и потому большую часть времени смотрел на нее, наблюдая за ее реакцией на происходящее. Остальные девушки были в джинсах, спортивных костюмах или в просторных блузах. Никакой косметики, а из украшений — одно или два кольца. Пока я играл на гитаре и пел, я смотрел, как гостья украдкой пытается снять сережки и избавиться от косметики. Рассмотрев, что у девушек на голове, она незаметно растрепала руками свои волосы, чтобы они лежали более естественно, как у остальных. «Может, она и занимается только собой, но ей не чуждо желание быть такой, как те, в чьей компании она находится», — подумал я про себя.
За игрой на гитаре и курением травки время летит незаметно. Народ время от времени выходил из комнаты в туалет. Сэнди же не шевелилась, но спустя какое-то время я с удивлением заметил, что она ерзает, сдерживает дыхание и вообще делает все, чтобы не описаться. Наконец я отдал гитару Брюсу, дав ему возможность поиграть, а сам взял Сэнди за руку и отвел в туалет. «Сюда, милая, — сказал я ей, — я польщен, что тебе понравилась моя музыка, но все-таки не стоит сидеть и слушать ее до тех пор, пока не промочишь штаны». Она посмотрела на меня с таким облегчением и благодарностью, какие мне редко доводилось видеть. Когда Сэнди вышла из туалета, мы не стали возвращаться в комнату, а вышли прогуляться. Прогулка вылилась в разговоры, море секса и желание узнать друг друга. Сэнди бросила все свои старания, предписанные обществом, и стала одной из нас. Одной из сильнейших! И благодаря ее знакомствам мы нашли способ попасть на ранчо Спан, что в конце концов позволило нам там поселиться.
Спан, декорация ранчо, находится чуть выше Чэтсворта, Калифорния, в Сими-Хиллз. Хотя мы были всего лишь в получасе езды на машине от центра Голливуда, суматошный и беспокойный город был от нас далеко: от автострады до ранчо было еще пилить и пилить. Кроме двух главных строений и огромного свободного пространства, где киношные ковбои, преступники и индейцы разыгрывали драмы из жизни Старого Запада, на ранчо были декорации старинного города, типичного для вестернов. Вдоль деревянного тротуара стояли здания, которые должны были изображать салуны, кафе, гостиницы и тюрьмы времен Дикого Запада, когда все кругом скакали на лошадях и палили из пистолетов. За искусственным городом, чуть ниже, было разбросано несколько старых лачуг-притонов, где угонщики скота и настоящие злодеи напрасно старались укрыться от бравых парней шерифа или главного героя. Увидев это место впервые, я понял, насколько оно нам подходит, и подумал: «Вот оно, вот наше место!»
