В романе немецкого писателя XX в. Лиона Фейхтвангера «Гойя, или Тяжкий путь познания» их отношения воссозданы от самого первого дня. С удивительной достоверностью Фейхтвангер рассказывает, как зарождались взаимные чувства этих выдающихся людей, как непросто выстраивалась линия их связи. Кисти Гойи принадлежит целый ряд хорошо известных портретов герцогини; некоторые из них были созданы в Санлукар-де-Баррамеда, одном из андалузских поместий Медины-Сидонии, до и после смерти герцога Альба, скончавшегося внезапно в 40-летнем возрасте. Брак герцога и герцогини был бездетным.
Несмотря на вольность испанских нравов, Гойя и герцогиня Альба, вероятно, тщательно скрывали свою связь, хотя на фоне всеобщей распущенности это выглядит довольно странно. Уже современники были уверены, что между этими привлекавшими всеобщее внимание людьми – не только обычная дружба, которая, конечно, возможна между мужчиной и женщиной во все времена.
Первый портрет кисти Гойи, где Мария Тереса Каэтана изображена в белом, создан в 1795 г. Она подпоясана красным кушаком, подчеркивающим прекрасную грудь и осиную талию. С гривой черных волос, с красным цветком в волосах, она кажется воплощением изящества. Однако вглядимся в ее позу. Разве перед нами живая женщина? Нет, это кукла, марионетка, прекрасная, но неживая. Обратим внимание на собачку у ног женщины: это традиционный символ верности, но кому? Супругу-герцогу? Или… художнику Гойе? Скорее первое, так как отношения между Марией Тересой Каэтаной и Франсиско, если действительно имели место, начались после 1795 г.
На следующем портрете, написанном в 1797 г., после смерти герцога, герцогиня Альба изображена в трауре. Однако черный наряд выглядит скорее как романтический, да и красный кушак здесь кажется эффектной деталью, подчеркивающей красоту модели. Обилие кружев, покрой платья очень характерны не столько для аристократки, сколько для махи, свободолюбивой и притягательной женщины из народа. Вероятно, надписи на портрете лучше всех документов свидетельствуют о близких отношениях герцогини и художника. Во-первых, на ее перстнях читаются надписи «Альба» и «Гойя». Во вторых, указательным пальцем опущенной вниз правой руки Каэтана указывает на надпись на земле: «Только Гойя». Правда, может быть, это своего рода декларация первенства Гойи среди всех живописцев Испании: «Только Гойя будет писать мой портрет». В любом случае, тонкое изящное лицо женщины на обоих портретах закрыто, никаких эмоций, кроме легкого изумления и, быть может, иронии, оно зрителю не открывает. Мария Тереса Каэтана ревниво хранит свои тайны.
Внимательно вглядимся в черный наряд герцогини и вспомним описание испанского костюма, с которым мы познакомились ранее. Неужели перед нами маха? Свободолюбивая и верная, горячая и страстная, носящая нож в складках юбки, чтобы иметь возможность защититься от чужих посягательств. Независимая. Никому не принадлежащая, кроме любимого человека. Наверное, и вправду образ молодой женщины из народа слился в сознании Гойи в единое целое с образом всесильной герцогини, одной из самых богатых и знатных женщин Испании.
Картина «Маха обнаженная», которую, как указывалось выше, также связывают с именем герцогини Альба, стала одним из самых скандальных живописных произведений в истории искусства Испании. Точно известно, что эту работу заказал и оплатил художнику кортехо королевы Марии-Луизы дон Мануэль Годой. Фейхтвангер писал, что полотно хранилось подальше от глаз инквизиции (в католической Испании изображение обнаженного женского тела, мягко говоря, не приветствовалось), и почти никто из современников, кроме самых доверенных друзей, ее не видел. Обе картины (есть ведь еще и «Маха одетая», на которой изображена женщина в той же позе) сразу после того, как были написаны, действительно оказались в собрании заказчика.
Но, повторим, то, что герцогиня Мария Тереса Каэтана позировала Гойе, – лишь одна из гипотез.
Возможно, правы те, кто утверждает: «Маха обнаженная» – собирательный образ, сложившийся из черт многих прекрасных женщин, знакомых художнику. Однако невооруженным глазом видно, что сходство «Махи обнаженной» с «Махой одетой» очень велико. И кто бы ни позировал живописцу, представляется весьма вероятным: оба произведения созданы все же на основе одной модели. «Кроме Альба, в «Махе» пытались увидеть любовницу Годоя Хосефу Тудо, с которой он, по некоторым данным, состоял в тайном браке. Что же, это вполне возможно. Но совсем другой рассказ о создании этого шедевра приводится внуком живописца, Мариано. В своих воспоминаниях, основанных на семейных легендах, он пишет о том, как однажды к Гойе пришел его знакомый священник, отец Бави, и привел очень красивую девушку, которая срочно нуждалась в деньгах. Девушка отказалась назвать свое имя, но готова была позировать в любом виде, лишь бы ей заплатили побольше. Вдохновленный красотой загадочной незнакомки живописец и создал своих знаменитых «Мах». Есть и еще одна версия, сторонники которой считают, что «Маха одетая» и «Маха обнаженная» – это две совершенно разные женщины» [4, с. 299].
Современные искусствоведы резюмируют: «Конечно же, самые романтичные натуры склонялись к версии, которая, кстати, не раз появлялась в многочисленных кинофильмах о жизни великого испанского мастера, что загадочная «Маха» – это не кто иная, как возлюбленная Гойи Каэтана Альба. Конечно, подобная гипотеза кажется привлекательной, но малоправдоподобной. Ведь если внимательно изучить многочисленные портреты герцогини, созданные Гойей, то можно увидеть, что сходства Каэтаны с изображенной женщиной нет. На самом же деле дама, которую мы видим на полотнах Гойи, кажется совсем молоденькой, а герцогине в то время, когда могли быть написаны эти полотна (1797),[3] уже исполнилось 35 лет. Да и манера исполнения холстов стилистически соответствует более позднему времени. И потом, нет никаких документальных свидетельств, что эти холсты принадлежали кому-то еще, кроме Мануэля Годоя, а ведь если бы на картинах была изображена Каэтана Альба, они должны бы были изначально или принадлежать ей самой, или храниться дома у Гойи, что крайне сомнительно» [4, с. 298].
Интересно, что потомки Марии Тересы Каэтаны Альба потратили немало сил, чтобы доказать непричастность герцогини к «Махе обнаженной». Для этого они вскрыли ее захоронение, чтобы, измерив пропорции костей и сравнив их с изображенными на картине, расставить, как говорится, все точки над «i». Увы, эксперимент ни к чему не привел – ранее могилу уже вскрывали наполеоновские солдаты, и останки для серьезного изучения категорически не годились, тем более что кости обеих ног были переломаны.
Вообще женский портрет в творчестве Гойи – тема совершенно особенная. Живописец «смело и откровенно обнажает характер и внутреннюю жизнь своих моделей, часто бывает непосредственно эмоциональным, а порой и дерзким в их оценке.
Среди работ художника много парадных женских портретов. С удивительным мастерством, не лишенным оттенка иронии, передает он изящество и обаятельную грацию светских красавиц, нередко пренебрегая реальными пропорциями, изображая фигуры слишком тонкими, руки и ноги неправдоподобно маленькими. Эта вольность – отличительная черта искусства Гойи, который, внимательно изучая натуру, никогда не был ее рабом. Нередко его модели представлены откровенно позирующими, так что позы порой кажутся искусственными. Но эта искусственность парадоксально оборачивается живой экспрессией лиц и движений. Таков портрет маркизы Анны Понтехос (ок. 1787), в котором изысканность рисунка сочетается с утонченной красотой цвета – серебристое платье оттеняется розовыми лентами, а фигура предстает на фоне суммарно трактованного пейзажа. Или портреты герцогини Альба, этой «высокородной особы, такой дерзкой, взбалмошной и бесшабашной», развивающие тот же стиль уже в 1790-е годы, но с еще более подчеркнутой интенсивностью выражения» [6, с. 24, 25].
Обеих «Мах» можно смело вписать не только в вереницу женских портретов Гойи, но и в ряд шедевров, созданных итальянскими мастерами, что кажется очень важным. Среди них «Спящая Венера» Джорджоне (1508) и «Венера Урбинская» Тициана (1536). Неизвестно, видел ли Гойя эти работы во время юношеского посещения Италии, однако дело не в этом. Налицо глубинное соответствие эстетического идеала художника XVIII в., открывшего для себя и своих современников ощущение внутренней свободы, и его великих предшественников времен итальянского Ренессанса, для которых обнаженное женское тело и явилось воплощением свободы прекрасного человеческого духа.
Однако совершенно точно, что некая связь между герцогиней Альба и полотном Гойи все же есть. Дело в том, что в семейном собрании Альба хранилась картина Веласкеса «Венера перед зеркалом» (1647–1651). Разумеется, Гойя видел это полотно в то время, когда был вхож в дом герцогини. Позже оно также оказалось вполне доступно художнику, поскольку после смерти Марии Тересы Каэтаны попало в собрание Годоя. Если принять во внимание отношение Гойи к Веласкесу, чья манера оказала столь сильное воздействие на его творчество, то преемственность не представляется сомнительной: Веласкес, вне сомнения, был знаком с произведениями венецианских мастеров Джорджоне и Тициана.
