В первые дни уличных боев основные события разгорелись в двух местах: на Печерске, возле завода "Арсенал" и на Владимирской улице, в районе Педагогического музея, где размещалась Центральная Рада. Сюда отряды подольских красногвардейцев добрались по Андреевскому спуску. На Андреевском спуске вскоре начались отчаянные схватки между вытесненными из центра подольскими большевиками и сечевыми стрельцами Центральной Рады. У подольских красногвардейцев штаб находился в самом низу Андреевского спуска — в обувной фабрике Матиссона, служащие фабрики одновременно были и бойцами отрядов. Сам штаб возглавляли подольские большевики, портные М. Кугель и Цимберг, о существовании и происхождении которых упоминает и Михаил Булгаков. Помните, что было написано на изразцах печки рукою Николки Турбина? — "Я таки приказываю посторонних вещей на печке не писать под угрозой расстрела всякого товарища с лишением прав. Комиссар Подольского района. Дамский, мужской и женский портной Абрам Пружинер. 1918 года, 30-го января".
Большинство жителей города осталось равнодушным к борьбе на улицах Киева между украинцами и большевиками. Последним в какой-то мере они даже сочувствовали, ведь это были "свои" — русские. По городу шаталась масса офицеров и юнкеров, которые с полнейшим равнодушием наблюдали за боями. Благодаря отрядам с "хвостами" на шапках — гайдамакам, прибывшим во главе с Симоном Петлюрой в Киев, восстание местных большевиков удалось ликвидировать. Но, в это же время к городу подошли большевистские части Муравьева и Антонова-Овсеенко. 4 февраля (22 января) 1918 года разразилась артиллерийская канонада. Муравьевцы пять дней обстреливали Киев из орудий. В конце концов, 9 февраля 1918 года город был окончательно взят большевиками.
Так состоялся третий переворот в Киеве, но чего он стоил! Во время борьбы за Киев в уличных боях погибло около тысячи большевиков и бойцов-украинцев. Киевская красная гвардия была практически полностью уничтожена отрядами Петлюры. Большевики были до невозможности озлоблены горожанами. М. Муравьев отдал Киев своим войскам на фактическое разграбление. И больше всех, конечно же, пострадали те киевляне, для которых большевики были "своими". Киевская аристократия, офицерство, юнкера, а также украинское население расстреливались сотнями. Все центральные районы были разграблены. Над городом стоял рев, а в нем самом свирепствовала большевистская вакханалия.
Третья власть продержалась в городе чуть больше месяца, но это была самая ужасная власть в Киеве за всю гражданскую войну. Ведь после оставления города большевиками, киевляне не досчитались 3 тысяч своих самых известных и лучших жителей, погибших от пуль и штыков большевиков. Семью Булгаковых третий переворот в Киеве также не обошел стороной. Правда, при нем не присутствовал Михаил Булгаков. А жаль, после него он бы намного мягче относился к украинской власти. Нет, семья Булгаковых не пережила "погром буржуев", да и не потеряла она никого расстрелянным или растерзанным большевиками. Но Николай Булгаков во время уличных боев третьего переворота был случайно ранен.
Третья власть большевиков была почти без боя выкинута из Киева украинцами и их новыми союзниками… немцами. Пока в Киеве шли бои, Центральная Рада в Брест-Литовске заключила с государствами Четверного союза — Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией — мирный договор.
В соответствии с этим договором Центральная Рада обязалась предоставить государствам Четверного союза значительную продовольственную контрибуцию, а взамен получала военную помощь от Германии и Австро-Венгрии. Впрочем, украинцы могли справиться с большевиками и без этой "помощи", но в ней была заинтересована в первую очередь сама Германия. Ведь ее войска на Украине были лучшим гарантом того, что обещанное Центральной Радой продовольствие попадет в страны Четверного союза.
1 марта 1918 года (н. ст.) на улицах города киевляне вновь увидели Симона Петлюру и его "краснохвостых" гайдамаков. Этот отряд двигался в арьергарде украинских и немецких войск и первым вступил в освобожденный от третьей власти Киев. По-разному киевляне встретили водворение Центральной Рады в городе с помощью немецких штыков. Немцы, не смотря на все ужасы большевистского террора, все же еще оставались врагами. Особого энтузиазма не вызвало и возвращение второй власти, вернее — уже четвертой — украинской Центральной Рады. Впрочем, во время ее правления киевляне, благодаря печальным воспоминаниям о феврале 1918 года, наконец- то смогли оценить все достоинства украинской власти, которая, во всяком случае, не устраивала из захвата Киева форменный погром. Правда, нельзя сказать, что не было со стороны гайдамаков необоснованных убийств. По аналогии с подольскими портными Кугелем и Цимбергом, гайдамаки стали искать зачинщиков киевского Январского восстания в еврейской среде. В Киеве произошло несколько кровавых эксцессов, после которых гайдамаки были выдворены из города на фронт. К чести Петлюры стоит сказать, что гайдамаками в то время он уже не командовал. Испугавшись возрастающего авторитета, Центральная Рада отправила Петлюру в отставку.
А что по поводу четвертой (она же вторая) власти думали Булгаковы? Вот что в частности об этом писал в "Белой гвардии" Михаил Афанасьевич: "Когда же к концу знаменитого года в Городе произошло уже много чудесных и странных событий и родились в нем какие-то люди, не имеющие сапог, но имеющие широкие шаровары, выглядывающие из-под солдатских серых шинелей, и люди эти заявили, что они не пойдут ни в коем случае из Города на фронт, потому что на фронте им делать нечего, что они останутся здесь, в Городе, ибо это их Город, украинский город, а вовсе не русский, Тальберг сделался раздражительным и сухо заявил, что это не то, что нужно, пошлая оперетка. И он оказался до известной степени прав: вышла действительно оперетка, но не простая, а с большим кровопролитием. Людей в шароварах в два счета выгнали из Города серые разрозненные полки, которые пришли откуда-то из-за лесов, с равнины, ведущей к Москве. Тальберг сказал, что те в шароварах — авантюристы, а корни в Москве, хоть эти корни и большевистские.
Но однажды, в марте, пришли в Город серыми шеренгами немцы, и на головах у них были рыжие металлические тазы, предохранявшие их от шрапнельных пуль, а гусары ехали в таких мохнатых шапках и на таких лошадях, что при взгляде на них Тальберг сразу понял, где корни. После нескольких тяжелых ударов германских пушек под Городом московские смылись куда-то за сизые леса есть дохлятину, а люди в шароварах притащились обратно, вслед за немцами. Это был большой сюрприз. Тальберг растерянно улыбался, но ничего не боялся, потому что шаровары при немцах были очень тихие, никого убивать не смели и даже сами ходили по улицам как бы с некоторой опаской, и вид у них был такой, словно у неуверенных гостей. Тальберг сказал, что у них нет корней, и месяца два нигде не служил".
