И вот внезапно ко мне на квартиру приходит незнакомая женщина.
Представилась: Урванцева – и предупредила, что все, о чем пойдет речь, я не должна разглашать.
Вскоре она пригласила меня к себе на службу и попросила заполнить большую анкету.
Урванцева внимательно прочла ее, ничего не сказала, но я уже догадалась, что это связано с возможной командировкой в Испанию.
Через несколько дней она вновь зашла ко мне и довольная сообщила:
– Ну вот и хорошо, что застала вас дома. Собирайтесь, пойдемте к товарищам, которые хотят с вами побеседовать.
Это было так неожиданно, что я немного растерялась, но, глянув на полную, добродушную и улыбающуюся Урванцеву, успокоилась.
Через полчаса я очутилась в большом учреждении, недалеко от моей квартиры на Гоголевском бульваре[13].
Разговаривал со мной высокий, статный, с крупными чертами лица и густой шевелюрой военный, как я потом узнала – Г.Л. Туманян[14]. Перед ним лежала моя анкета.
– Значит, вы готовы выехать в длительную командировку? – спросил он и ласково, по-дружески посмотрел на меня.
– Готова!
– А дочь?
– Устрою и дочь, родные и друзья присмотрят!
Недолго продолжалась наша беседа.
Гай Лазаревич был немногословен, но чувствовалось, что он уже многое обо мне знал, все было просто и ясно. Мы с ним тепло распрощались, и я поняла, что это не последняя встреча.
Меня опять предупредили, чтобы я никому ничего не говорила.
Прошло некоторое время, и я точно в назначенный час вновь была в кабинете Туманяна, где находился еще один незнакомец.
Нас познакомили, и я узнала, что меня назначают его переводчицей.
– Надеюсь, вы довольны, товарищ Порохняк? – спросил незнакомца Гай Лазаревич.
– Да, да!.. конечно, – как-то по-военному выпрямясь и избегая моих глаз, ответил тот.
Глядя на своего будущего начальника, я еще не понимала, чем он будет заниматься в Испании.
Порохняк был в новом штатском костюме, и было заметно, что он его стесняет – в нем угадывался военный. Это, видимо, заметил и Гай Лазаревич.
– Вы теперь не военинженер 3-го ранга, – сказал он, – а гражданин… Александр Порохняк.
Вскоре нас, вместе с другими отъезжающими в Испанию, принимал комкор С. П. Урицкий[15].
Семен Петрович предупреждал, что впереди много трудностей, опасностей, но мы должны обязательно оправдать оказанное нам высокое доверие.
Он вспоминал о больших испытаниях, которые наш народ перенес в войне против белогвардейцев и иностранных интервентов в 1918–1920 годах.
Заканчивая беседу, Урицкий сказал:
– Надеюсь, вы сделаете все, чтобы помочь испанскому народу защитить свободу и демократию в борьбе против фашистских мятежников и интервентов!
Переночевали в Варшаве, проехали через Чехословакию, в Вену. На следующий день экспрессом прибыли в Париж. Нас встретили и помогли ознакомиться со столицей Франции. Вечером 22 ноября мы наконец выехали в Испанию.
О положении в Испании мы имели самые превратные понятия и очень смутно представляли обстановку, в которой там окажемся.
Рано утром поезд вынырнул из тоннеля, и мы увидели безбрежное Средиземное море, озаренное первыми лучами солнца. Оно медленно поднималось из-за горизонта, и на склонах гор уже были видны сады с мандариновыми деревьями и яркие красные цветы около домиков.
– Это в ноябре! – заметил Порохняк. – А каково здесь летом?..
За окном простиралась страна, которую я изучала в Институте, с людьми которой я уже была знакома по работе в Международной ленинской школе, а в вагоне уже слышалась испанская речь.
Поезд остановился. Маленький перрон заполнен встречающими.
– Салуд камарадас!
– Вива Руссиа! Вива эл френте популяр!
Цветы, много цветов, радостные возгласы приветствий, крепкие рукопожатия. Все волновало и трогало до слез.
На испанской земле я почувствовала себя как дома. Теплая встреча с народом, давшим первый вооруженный отпор наглому фашизму, сроднила нас.
Но не все здесь радовались прибытию добровольцев. На перроне я заметила человека с тоненькими усиками и черно-красной повязкой на шее. На ремне через плечо у него висел огромный пистолет, а лицо выражало не то недовольство, не то злобу. Это был один из многочисленных каталонских анархистов. Но тогда я еще не представляла, какой вред они наносят делу борьбы против фашистских агрессоров.
Городок Портбоу с северо-запада и востока прикрыт горами. На их склонах трудолюбивые крестьяне возделывали цитрусовые и виноград.
В ожидании поезда мы гуляли по городу, любовались бескрайним синеватым Средиземным морем. На горизонте, словно игрушечные, маячили неизвестно чьи суда. Из далекой Африки тянул теплый ветерок.
Если бы не люди с винтовками, не лозунги и призывы на стенах, не возгласы маленьких продавцов газет о первых победах над фашистами, трудно было бы поверить, что совсем недалеко идут бои, что Испанская Республика в смертельной опасности, а мятежные генералы пытаются огнем и мечом поставить на колени свободолюбивый испанский народ, установить в стране свою диктатуру. Предсказания буржуазной печати о скором падении Республиканской Испании, о быстрой победе мятежников не сбылись. Испанский народ не покорился, не сдался на милость мятежников и интервентов, в упорной борьбе неся тяжелые потери, отстаивал свободу.
Вскоре мы покинули гостеприимный Портбоу.
Море скрылось. Поезд шел в горы.
Сады, виноградники, рощи, цветы. На станциях флаги и знамена. Лозунги со стен призывают к борьбе с фашизмом.
Вечером мы приехали в испанскую жемчужину Средиземного моря – Барселону, столицу Каталонии.
Величественны ее зеленые бульвары, красивы площади и проспекты. Впечатляют большие заводы, длинные набережные и крупный порт.
Повсюду федеральные флаги Каталонии, алые полотнища Объединенной социалистической партии Каталонии, единой партии коммунистов и социалистов, черно-красные знамена анархистов и, куда реже, государственные флаги Испании.
В неповторимо красивом большом городе с миллионным населением жизнь била ключом. Все люди казались жизнерадостными. На улицах много зелени, цветов, музыки, слышны песни.
Город заполонили автомобили: десятками они стояли у кафе, баров, неистово сигналя, сновали по улицам. На большинстве машин были флажки анархистов с надписью «FAI–CNT»[16]. Эти надписи пестрели на многих автомашинах, намалеванные сзади, спереди и по бокам. Меньше было машин с красными флажками и еще меньше – с государственными.
Здесь мы распрощались с Павлом-танкистом. В дороге мы так сдружились, будто были давно знакомы.
