Мастерская Риверы на улице дю Депар привлекала многих художников. Они собирались почти ежедневно и, как всегда, за разговорами, спорами и нехитрым угощением пролетала ночь. Ангелина была приветлива, она, казалось, не возражала против шумных сборищ и всегда была удивительно ласкова с Диего. Он отвечал ей тем же, они, казалось, были очень близки и счастливы.
Маревне нравились его работы, они ее волновали своей необычностью, смелостью композиций, красок. Но было еще что-то, необъяснимо-волнующее в их отношениях. Нет, еще ничего не было сказано, все только как будто носилось в воздухе легкой паутинкой, но Маревна чувствовала некое странное притяжение к этому «добродушному людоеду», как называли его друзья в «Ротонде». Она стала его избегать, как бы предчувствуя, что он полностью изменит ее жизнь. Ей хотелось ускользнуть от него, и, вместе с тем, ее неудержимо тянуло к этому огромному человеку.
Диего Ривера – художник, создавший мексиканскую живопись, был сумасбродный, впечатлительный, испорченный, легко возбудимый. «Мы подружились, – писал Эренбург, – мы были крайним флангом «Ротонды». Диего мне рассказывал про Мексику, я ему – про Россию. Диего жил в Париже, но всегда перед его глазами были рыжие горы, покрытые колючими кактусами, крестьяне в широких соломенных шляпах, золотые прииски Гуанахуато, непрерывные революции…»
Про Россию ему рассказывала и Маревна, с которой они все чаще виделись. Иногда это происходило случайно, но чаще всего у Риверы в мастерской. Внешне Диего был малопривлекателен – огромный, очень полный, он всегда был неряшливо одет. Но он привлекал к себе внутренним огнем, который, казалось, никогда не затухал. Его лицо было невероятно подвижно – на нем отражалась целая гамма чувств и эмоций. Когда он начинал говорить, его большие выпуклые глаза загорались. Диего был болен, вследствие перенесенной в Мексике тропической лихорадки, у него развилась эпилепсия. Его внезапные припадки пугали тех, кто становился их невольным свидетелем. Терпеливая Ангелина говорила, что во время его припадков с ним нужно обращаться очень мягко, как с ребенком.
Две женщины – Ангелина и Маревна – два полюса. Их дружба впоследствии стала враждой. Они любили одного мужчину, а он – большой, нетерпеливый ребенок, метался между ними, запутавшись в своих чувствах. Как-то Ангелина сказала Маревне: «Я не так уж боюсь этих женщин. Они обычно очень глупенькие – кокетки, которым хочется видеть всех мужчин у своих ног. Они быстро ему надоедают. Я закрываю на это глаза, и он, в конце концов, всегда возвращается ко мне». Наверное, это было предупреждение. Но Маревна поняла это слишком поздно…
В Париже свирепствовала жесточайшая эпидемия гриппа – нетопленные мансарды, полуголодное существование подтачивали здоровье людей. Свалила болезнь и Маревну, ее опасное дыхание она почувствовала в тот вечер, когда пришла вместе с Эренбургом и Пикассо в мастерскую Риверы. Время промчалось незаметно, она делала наброски портретов Риверы и Пикассо, старалась сдерживать сильный кашель, но он прорывался наружу тяжелыми свистящими звуками. Ангелина недвусмысленно поглядывала на часы – время перешагнуло далеко за полночь. Маревна сложила бумагу, карандаши, поднялась, чтобы уходить, но тут вдруг Ривера сказал: «Маревна больна. У нее сильная простуда. Я знаю, что у нее в мастерской нечем топить. Она останется здесь, будет спать за ширмой».
Было бы преувеличением сказать, что Ангелина радостно приняла предложение мужа. Но, подавив тяжелый вздох, она пошла сооружать гостье постель. Мария быстро уснула. Но ее разбудили голоса, доносившиеся из-за ширмы, оттуда, где спали Ангелина и Ривера. Страстный, бурный диалог велся на смеси французского, испанского и русского языков. Ангелина пыталась успокоить Диего, а он громким шепотом говорил:
– Я люблю Маревну, и ничего не могу с этим поделать. Ты должна ей это сказать. Я сам никогда не смогу.
– Да, да, – слышалось в ответ, – не волнуйся, она об этом узнает. А сейчас спи, а то ты ее разбудишь, и она испугается. Спи, мой маленький, мой muchachito…
Маревна не могла поверить услышанному – было ли это на самом деле, или ей показалось, говорил ли Диего осознанно, или это был один из его припадков? Сердце громко стучало у Марии в груди, у нее болела голова, ее била дрожь. Несколько дней провела Маревна в задней комнате просторной мастерской Риверы. Каждую ночь повторялась одна и та же сцена. Ривера порывался пойти к ней, Ангелина его удерживала. Утром она приходила к Маревне, спрашивала, не слыхала ли она что-нибудь ночью, не беспокоил ли ее голос Диего. «У него начались припадки», – объяснила Ангелина. Она была внимательной сиделкой – ухаживала за больной девушкой, кормила ее с ложечки. Вечером приходил Диего. Он садился на край кровати Маревны и молча смотрел на нее своими прекрасными выпуклыми глазами. Маревна была безмерно благодарна этим двум людям, согревшим человеческим теплом ее, затерявшуюся в бесчувственной пустоте Парижа.
Выздоровев, она тут же покинула мастерскую Риверы, дав себе обет видеться с Диего как можно реже. Для принятия этого решения была еще одна веская причина – Ангелина призналась ей, что она беременна. Маревна вернулась к себе в мастерскую, которая встретила ее ледяным холодом. В ее жизни образовалась пустота – ей не хватало Ангелины и Диего, их участия, тепла. Она старалась обходить мастерскую Риверы, не встречаться с ним у общих знакомых, ограничила посещения «Ротонды».
Они не виделись довольно долгое время, но случай свел их на вечеринке у местного мецената. Диего был один, без Ангелины, он по-детски обрадовался, увидев Маревну. Схватив ее за руку, утащил в пустую комнату.
– Я прошу тебя, посиди пару минут, никуда не уходи, я скоро вернусь.
Он, и вправду, быстро вернулся, неся в руках бокал и бутылку шампанского.
– Сейчас, – сказал он торжественно, – я произведу древний обряд ацтеков. – Дай мне руку.
Маревна протянула левую руку. Диего тонким лезвием бритвы сделал крохотный надрез на ее безымянном пальце. Выступившую каплю крови Диего стряхнул в бокал с шампанским. Смешав в бокале свою и ее кровь, он протянул бокал Маревне. Они оба отпили по глотку.
С Диего произошло нечто невообразимое. Он вдруг начал бормотать на непонятном Маревне языке какие-то заклинания, сделался невменяемым, начал кружиться на месте, на губах выступила пена. Потом внезапно очнулся, пришел в себя и сказал торжественно: «Этот ритуал соединит нас на долгие годы, навсегда». Они осушили бокал шампанского, глядя друг другу в глаза…
Очевидно, древние заклинания предков Риверы подействовали. Маревна ощущала огромное притяжение к Диего, он ее одновременно и пугал, и восхищал. Она чувствовала, что оказалась втянутой в некую опасную игру, но уйти от этого уже не представлялось возможным.
