Уехал я из Москвы, везя с собой в чемодане драгоценный груз -”Экзодус”. Поезд шел долго и привез меня в Казахстан, в Караганду, где я должен был навестить еще одного лагерника, а оттуда - в Таджикистан, к месту моей ссылки. Вышел я в Караганде и увидел пустыню, в которой царствуют полевые смерчи и песок. А от вокзала идут стандартные шлакоблочные дома унылого типа... Впечатление было отвратительное.
Я навестил нужного мне человека и, когда шел от него в центр города, столкнулся с одним из моих старых приятелей - из тех, кто сидел за украинский национализм. Дмитрий Лебедь удивленно спросил: “Шо ты здесь делаешь? Когда ты освободился?” Я объяснил. В свою очередь расспросив его, я узнал, что он работает бухгалтером в строительном тресте. Он спросил меня, каковы мои планы. “Еду в Душанбе, в Таджикистан”. Лебедь замахал руками:
- Ради Бога, брось эту мысль, оставайся в Караганде, я тебе помогу устроиться.
- Да, но для меня эта Караганда выглядит таким страшным и убогим местом, что даже в мыслях она мне не нужна. А потом - у меня направление в Душанбе, меня здесь органы КГБ не примут на “поселение”.
- Караганда - это город бывших лагерников, - сказал Лебедь. - Здесь на всех должностях, исключая КГБ и милицию, сидят бывшие зеки, и ты, безусловно, сможешь здесь остаться. А люди здесь нужны, и атмосфера для бывшего лагерника намного лучше, чем в Таджикистане. Хочешь, зайдем прямо сейчас в строительный трест - там, я знаю, нужен юрисконсульт. Помнится, ты юрисконсульт, у тебя документы есть?
- Есть, - говорю, - трудовая книжка.
- Идем туда.
Мы зашли в большое здание, на котором было написано: “Карагандапромжилстрой”. Лебедь завел меня в кабинет главного бухгалтера и сказал: “Я помню, вы искали юрисконсульта. Так вот я привел опытного человека.” Главный бухгалтер очень внимательно просмотрел мои документы, весьма любезно расспросил меня и сказал: “Что ж, вы нам подходите, я вполне могу вас рекомендовать управляющему трестом”. И мы пошли в кабинет управляющего. Тот вежливо нас принял, поговорил со мной, вызвал начальника отдела кадров и сказал: “Вот наш новый юрисконсульт, оформляйте его на работу”. Таким образом, в течение 15 минут я стал сотрудником треста. Относительно моих документов, выписанных на Таджикистан, управляющий очень спокойно заметил: ничего, это наш начальник кадров в КГБ утрясет”.
И вот я попал в кабинет - уже свой кабинет - со столами и шкафами. И почувствовал буквально тошноту от того, что опять возвращаюсь на прежние рельсы, опять становлюсь чиновником. Я-то думал, что попаду в Таджикистан и стану каким-нибудь лесным объездчиком или смотрителем лесов... И вдруг опять я вернулся “на круги своя”.
Вечером, когда я уже немножко познакомился с делами, бухгалтер спросил меня: “Простите, где вы живете?” Я говорю: “Нигде не живу. Сниму где-нибудь комнату”. - “Нет, я пойду поговорю с управляющим”. Через несколько минут меня позвали к начальнику и тот сказал: “Вы не забывайте, что вы - юрисконсульт треста. В наших руках - все жилье города. Мы для начала дадим вам комнату в семейном общежитии, а потом найдем что-нибудь получше”. Для СССР это было чудом!
И вот спустя еще час я оказался в комнате. В руках у меня был ключ, и я смог закрыться изнутри. Только бывший лагерник, тот, кто прошел через многие годы тюрем, знает, что это такое - ощущение человека, который смог закрыть за собой изнутри дверь собственной комнаты, пусть в общежитии, но комнаты с ключом. Это была недосягаемая мечта.
Моя работа в тресте скоро стала совсем обыденной. Я познакомился с сотрудниками треста, вошел в жизнь местного арбитража и судов... Все пошло, как по маслу.
Когда я разбирал шкафы с делами, то среди прочих материалов нашел несколько толстых папок с бумагами, на которых было написано одно слово: “Каэрбеков”. Бухгалтер рассказал мне, что это за человек: “Каэрбеков - это местный “Остап Бендер”, который пролез к нам на работу. Он обманул трест, продав нам разработки цветных глин за 200-300 км отсюда, в степи. Его приняли на работу, дали ему должность начальника строительного участка, выдали деньги, материалы, одежду и кровати для сотни рабочих... А потом оказалось, что он просто купил в Алма-Ате какое-то количество цветных глин и опустил их в ямы. А затем все это показал экспертам и специалистам, и те сказали: “Да, прекрасная цветная глина…” На все это ушло много денег. Трест начал судиться с этим Каэрбековым, но тот имел покровителей в Алма-Ате, в ЦК КПСС. Оттуда запретили его трогать и преследовать. И далее бухгалтер говорит: “У меня эта папка лежит просто как доказательство нашего бессилия. Да вы его еще сами увидите, этого Каэрбекова. Он у вас появится, потому что он систематически приезжает и требует какие-то деньги с нас. И если мы не даем, он идет к управляющему, а потом едет в Алма-Ату - и мы платим. Это жулик, вымогатель”.
А главный инженер треста Акопян добавил: “Знаете, вы лучше с ним не связывайтесь. Этого Каэрбекова посадить нельзя, ему нужно дать, по меньшей мере, лауреата государственной премии, чтобы от него избавиться. Тогда, может быть, он от нас отстанет. А если не давать и отказывать ему, он нас всех самих пересажает”. Мне это показалось, конечно, странным. Но мне объяснили: “Здесь хотя на всех ключевых позициях и сидят русские, но на первых позициях везде - и в ЦК, и в горкоме, и в обкоме - сидят казахи. И эти казахи яростно защищают всех других казахов. Поэтому связываться с ними нельзя. Их удалили от реальной власти, но что касается материальных вопросов - все это в их руках. Поэтому не связывайтесь - они сильнее нас. Мы строим, мы что-то делаем, а они с нас вымогают - это вы должны запомнить и учесть”. Скоро я это понял, но мне это было совершенно безразлично - я вообще был достаточно равнодушен ко всему происходящему вокруг.
Мой начальник отдела кадров был казахом, который каждую неделю на пару дней уезжал кушать бишбармак куда-нибудь к своим родственникам в аул. Спустя некоторое время он начал меня приспосабливать к своей работе: он был председателем комиссии по распределению освобождающегося жилья. Ясно, что на этой работе ему доставались всевозможные блага. Он настаивал, чтобы я присутствовал на заседаниях: Ты человек грамотный, веди протокол распределения жилья.” Но постепенно он начал уходить от этих дел и поручал мне вести не только протокол, но и само заседание. И через несколько месяцев я стал практическим главой этой комиссии: разбирал заявления на освобождающиеся квартиры или комнаты, все оформлял, а этот начальник кадров визировал бумаги и нес к управляющему на подпись. В конце концов, он поручил мне и подписывать у управляющего.
