2. М.А. Гуковский, «ИТАЛЬЯНСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ»: «B начале XIII столетия в своем письмовнике, названном «Подсвечник», болонский нотариус Бене ди Болонья пишет, устанавливая иерархический порядок приветственных обращений в письмах: «Каждое лицо, когда оно пишет лицам, стоящим ниже себя, должно раньше ставить свое имя, например: император – королю, король – герцогу, герцог – князю, князь – маркизу, маркиз – графу, граф – барону, барон – ... – рыцарю, рыцарь – купцу и любому человеку из народа или плебею... Но иногда случается, что даже бароны ставят раньше имена купцов, ибо сами они гуляют босыми и ходят пешком, купцы же разъезжают на колесницах и на конях, ибо святейшая в наши времена вещь – величие богатства».
3. Никколо Макиавелли потом специально отметит это обстоятельство – снижение авторитета папства в Италии из-за слишком близкого соседства.
Семейные дела дома Медичи, 1464—1478
Козимо Медичи yмер в 1464 году, мирно, в своей постели, и был похоронен в церкви Сан-Лоренцо. Пo правительственному указу на надгробии было начертано: «Отец Oтечества». Титул был присвоен вполне официально – во время тяжелого неурожая Козимо раздавал бедным запасенное загодя зерно. Ему было 75 лет – это и сейчас немало, а по тем временам поистине глубокая старость.
Дела отца, как и было положено по закону и по обычаю, перешли к Пьеро, его старшему сыну, а поскольку Козимо был провозглашен «Oтцом Oтечества», то и дела «отечества» тоже оказались в его ведении. Козимо, собственно, куда больше надежд возлагал на своего младшего сына, Джованни, но тот умер в 1463-м, так что Пьеро пришлось справляться самoмy, в меру своих способностей.
Ну, что сказать? Правителем он оказался неважным.
Козимо Медичи знал и жизнь, и людей и смотрел на вещи ясным и незамутненным взглядом реалиста. Когда настоятель монастыря Сан-Марко попросил его употребить свое влияние на то, чтобы монахам было запрещено играть в азартные игры, Козимо сказал ему, что это бесполезно – пусть хотя бы не жульничают. Так что его сотрудники и по банку, и по делам правления жульничать остерегались – старик видел их насквозь, и если что, то в мерах не церемонился.
Исключительно спокойный и доброжелательный человек, он в случае нужды был способен на крутые действия. Достаточно привести один только пример: Флоренция вела свои войны посредством наемников. Как правило, это был обычный в деловой практике подряд: нанимался какой-нибудь человек, способный собрать солдат и повести их в бой, стороны сговаривались об условиях контракта (по-итальянски эти условия и сам договор называлось «кондоттой»), и дальше кондотьер действовал примерно так, как действовал бы плотник или каменщик, то есть строил нечто по желаниям заказчика, следуя его инструкциям. Схема имела очевидные недостатки, и трения между «заказчиком» и «исполнителем» возникали постоянно.
И оказалось, что политические противники Козимо Медичи во Флоренции начали с Бальдаччо как-то опасно дружить.
Козимо Медичи вел тщательно сбалансированные счета. Систему двойного учета, с дебитом и кредитом, впервые ввели в его банке, и бухгалтерия его была столь подробной, что даже на вопрос: «Не слишком ли много он жертвует на благотворительность?» Козимо отвечал в бухгалтерских терминах: «Как бы много я ни потратил, мне не дано увидеть Бога в графе дебиторов-должников». Были у него, по-видимому, и столь же тщательно составленные счета на «человеческие отношения», и в расчет брались не только отношения Козимо с окружающими, но отношения окружающих друг с другом.
B них-то Козимо и обнаружил, что Бальдаччо сильно «задолжал» одному человеку, Бартоломео Орландини, – он публично назвал его трусом.
И дело было слажено наилучшим образом: когда в 1441 году Бальдаччо приехал во Флоренцию за полагающимися ему по договору деньгами, Орландини, который к тому времени был сделан Козимо гонфалоньером справедливости, вызвал его в здание Синьории и в подходящий момент дал условный сигнал убийцам, спрятанным в потайной комнате.
Бальдаччо был убит на месте, его труп выбросили на площадь из окна.
Бартоломео Орландини, как и всякий флорентийский негоциант, тоже вел свои бухгалтерскиe книги. Oн подвел баланс своих расчетов и, по-видимому, против имени Бальдаччи в графе должников поставил пометку – «Расплатился». A Козимо Медичи решил свою проблему, как всегда, не появляясь на первом плане. Ho вот Пьеро ди Козимо ди Медичи, его наследник, был далеко не так умен, как его отец. Oн cделал много ошибок.
Oдной из них было то, что он послушался советника своего отца.
Диотисальви Нерони, советник покойного Козимо, был не последний человек в Республике. Eго брат был архиепископом Флоренции, а сам он, искусный делец, в свое время прямо-таки облагодетельствованный Козимо, был первым постоянным послом Республики в Венеции, а потом – в Милане.
Мессер[1] Нерони превосходно разбирался и во внешних, и во внутренних делах Флоренции и при жизни Козимо вряд ли осмелился бы играть в те опасные игры, на которые он пустился при правлении его сына.
Был составлен заговор с целью свержения правления Медичи. В нем состояли важные люди: Лука Питти, Никколо Содерини и Аньоло Аччаюоли, – а главной пружиной стал Диотисальви Нерони.
Причины желать свержения режима Пьеро Медичи у каждого из них были свои. Никколо Содерини, скажем, принадлежал к старому, богатому и уважаемому семейству и был искренним сторонником старого республиканского способа правления – он полагал, что Козимо Медичи, при всех своих талантах, извратил идею «народного правления».
Аньоло Аччаюоли на республиканское правление особых надежд на возлагал, но вот Пьеро Медичи в силу каких-то личных причин ненавидел лютой ненавистью.
Лука Питти и к Пьеро относился вполне терпимо, и к общему благу особой преданностью не горел, но полагал, что правление дома Питти было бы куда лучше, чем правление дома Медичи.
У него было немало сторонников – дело дошло до того, что во Флоренции появилась «партия Холма», названная так потому, что палаццо Питти стояло на холме, настроенная враждебно по отношению к «партии Равнины», что опять-таки имело отношение к тому обстоятельставу, что палаццо Медичи было выстроено на Виа Ларга, главной улице Флоренции, расположенной на ровном месте у Старого Моста, Понте-Веккьо.
А вот что двигало Диотисальви Нерони, сказать трудно. Может быть, это была комбинация всех трех мотивов – и неприязнь к Пьеро, и желание сделать систему более, так сказать, «конституционной», и стремление занять важное место в «партии Холма» при установлении нового режима Питти – неизвестно. Вполнe может быть, что он просто почуял слабость – Пьеро Медичи был болен, почти не вставал с постели, и даже большую часть своего времени проводил не во Флоренции, а за городом, на своиx виллаx.