Череда оборонительных боев с частой сменой огневых позиций на широком фронте шла параллельно с подготовкой к наступлению. Переправа через Березину на поплавках конструкции русского инженера Полянского началась скрытно, вслед за передовыми подразделениями пехоты. Вскоре на противоположном берегу разгорелся бой. Артиллеристы достигли суши, заняли огневую позицию, открыли огонь...
Удар войск советского Западного фронта застал противника врасплох. Самоуверенность, царившая в его рядах, довольно скоро сменилась паникой. Передовые отряды пехоты шли вперед, зачастую обгоняя отступавшие польские части. С одним из них действовала и батарея, которой вместо заболевшего Михельсона командовал Николай Воронов.
11 июня пришла весть об освобождении Минска, а передовой отряд вышел на шоссе на Бобруйск и, сам того не ведая, отрезал пути отхода 14-й Великопольской дивизии. Некоторое время спустя из Бобруйска выдвинулась пехота с артиллерией. Завязался бой, в ходе которого превосходящим силам противника удалось потеснить красноармейцев на... один километр. Там передовой отряд и стоял до подхода главных сил.
Наступление продолжалось. Его успешное развитие породило у молодого командующего Западным фронтом М. Н. Тухачевского уверенность в том, что польская армия полностью утратила боеспособность. А если так, то зачем делить лавры покорителя Варшавы еще с кем- либо? Он решил отказаться от первоначального замысла наступления на столицу Польши силами двух фронтов, Западного и Юго-Западного, и 19 июля рекомендовал главнокомандующему С. С. Каменеву: «Обдумать удар Конармии[5] в юго-западном направлении, чтобы пройти укрепления в районе, слабо занятом противником, и выиграть фланг поляков».
Грозный председатель революционного Военного совета Л. Д. Троцкий поддержал своего любимца. Ведь участие Юго-Западного фронта в деле столь высокой исторической важности, как овладение Варшавой, непременно вызовет дальнейший рост авторитета и члена его Военного совета, И. В. Сталина, чье влияние в партии и без того увеличивается быстрыми темпами...
С приближением к этнической границе сопротивление польских войск становилось все более активным. Так, их оборона на реке Ясельда была прорвана лишь после 5 дней упорных боев, в ходе которых батарея Николая Воронова показала себя с лучшей стороны, а сам он получил в награду верхового коня.
2 августа был взят Брест-Литовск, но попытка форсировать Южный Буг с ходу не удалась. Тылы к этому времени изрядно отстали, а нужда в пополнениях и боеприпасах обострилась предельно. Наступление возобновилось только 9 августа, после нескольких дней подготовки. Николай Воронов под сильным огнем выдвинулся к наблюдательному пункту, лично установил связь с огневой позицией — телефонист получил ранение, — а затем, выполнив задачи огневой подготовки, наблюдал, как шли к реке цепи красноармейцев. Возглавляли атаку опытные, прошедшие пламя Первой мировой и вихри гражданской войн командиры; в правой руке револьвер, в левой — остро заточенная малая пехотная лопата.
Форсирование прошло успешно, но днем позже последовал сильный контрудар противника. В горячем бою батарея Николая Воронова потеряла три орудия. Полки заметно поредели и все же... двинулись вперед! М. Н. Тухачевский спешил увенчать себя лаврами красного полководца. В. И. Ленин торопил его, постоянно требуя в телеграммах, чтобы Западный фронт «усилил свой нажим, хотя бы на несколько дней», чтобы «налег из всех сил».
Дело в том, что в это время в Москве проходил III конгресс Коминтерна, и вождь пролетарской революции очень хотел, чтобы эффектное взятие Варшавы состоялось не позднее 17 августа — дня его завершения. Овладение Варшавой означало бы крушение того барьера, который мировой империализм избрал, «чтобы отделить пролетариат Германии от нас». Прорыв этого рубежа означал бы полную победу мировой революции, ибо «Советская Германия, объединенная с Советской Россией, оказалась бы сразу сильнее всех капиталистических стран, вместе взятых».
Л. Д. Троцкий также требовал от своего протеже безостановочного наступления. Ведь вслед за германским пролетариатом красные знамена поднимут наследники парижских коммунаров, вспыхнут восстания в странах бывшей Австро-Венгерской империи, и мировая революция станет реальностью!
Казалось, желанная цель близка и дерзновенные замыслы вот-вот осуществятся, ибо после боев у Западного Буга наступление превратилось в преследование. 12 августа был взят Ново-Минск, и — вот он, восточный оборонительный рубеж Варшавы!
Полагая, что противник полностью утратил боеспособность, а польские рабочие в самое ближайшее время восстанут против своих угнетателей, М. Н. Тухачевский принялся обходить город с северо-запада, еще более растягивая и без того истончившийся фронт своих армий. Но, как признал он в дальнейшем, «польские рабочие оказались отравлены ядом национализма», да и войска противника значительно отличались от белогвардейских формирований, с которыми привык иметь дело молодой военачальник. Польша, получив независимость, стала обладательницей весьма опытной армии, чей основной состав прошел закалку боями Первой мировой войны под знаменами России, Германии, Австро-Венгрии, а многие старшие и высшие офицеры могли похвастаться и глубокими военными знаниями, полученными в академиях тех же стран. Разумеется, грубые «школьные» ошибки красного командования секретом для них не стали.
Сильный контрудар по ослабленному левому флангу обходящей группировки красных последовал 17 августа, по иронии судьбы именно в день завершения работы III конгресса Коминтерна. Парировать его было нечем, ибо молодой командующий Западным фронтом представление о резервах частных и общих имел весьма смутное. Ничем не могли помочь и соседи: 1-я Конная армия, втянутая в бои за Львов, получила приказ Л. Д. Троцкого о переносе усилий только 21 августа, когда катастрофа Западного фронта уже два дня как стала свершившимся фактом. Да и сам приказ был довольно странным: одновременно с переносом усилий на варшавское направление он требовал... овладеть и Львовом!
Узнав о поражении, М. Н. Тухачевский заперся в штабном вагоне, переживая крушение надежд, а его оставшиеся без управления войска были частью интернированы в Восточной Пруссии, частью, и немалой, пленены, частью ушли на Восток с тяжелыми боями...
Скорее всего о хитросплетениях политики и стратегии, амбиций и некомпетентности Николай Воронов тогда не подозревал. Он лежал в железном бараке, таком холодном, что среди раненых случались обморожения, смотрел, как на пароконные повозки грузят трупы, вспоминал отход и напряженные арьергардные бои.
