Прошло несколько дней. Мамонтов, занятый делами выставки, не появлялся на репетициях. Но и без него труппа работала с полной нагрузкой. Шаляпин старался понять героический образ Ивана Сусанина, вносил каждый раз какие-то новые краски в образ, но более опытные товарищи по сцене говорили ему, что зря он это делает: гастрольные спектакли, да еще во время Нижегородской выставки, это не время для творческих поисков. «В опере надо петь — это главное, а поешь ты хорошо. Что тебе еще надо?..»
И снова все возвращалось к устоявшемуся представлению о Сусанине. Шаляпин старательно изображал на сцене горделивость, величие от сознания будущего подвига. А подвига еще нет, он обычный, нормальный человек, выдает дочку замуж, волнуется, хлопочет, скорбит… А рядом нет Дальского, он бы подсказал ему. Да и Мамонтов пропал. Федор терялся в сомнениях и догадках.
За кулисами шла дружная работа. Все понимали, что на спектакль, открывающий гастроли Частной оперы, могут приехать министры, крупные чиновники Москвы и Петербурга, губернатор Нижнего Новгорода… Дирижер, режиссеры, художники-декораторы добились цельности и слаженности спектакля. Все — и пение, и музыка, и декорации, и костюмы, и драматическая игра — должно быть пронизано одним стремлением: понять творческий замысел композитора и правдиво передать его на сцене, передать так, чтобы зрители поверили каждому жесту, каждой детали, каждой музыкальной фразе.
Иной раз забегал Мамонтов, бросал две-три реплики и снова исчезал. Сусанин явно не нравился ему. «Успели испортить в провинциях… Да и в Мариинке тоже все движения и жесты заштампованы… Может, только Федор Стравинский там и пытается ломать штампы, — с досадой думал Мамонтов. — Но какой голос у этого юноши… И как прекрасна его фигура! И Олоферна может сыграть, и Мефистофеля, и генерала Гремина… Ну ладно, посмотрим, время еще есть. Надо поработать с ним…»
Глава четвертая
На Всероссийской выставке
Приближалось 14 мая — день открытия Всероссийской промышленной выставки. Чаще стал появляться Мамонтов. Все сложнее становился спектакль «Жизнь за царя», кроме того, репетировали оперы «Фауст», «Демон», «Евгений Онегин», «Русалка», «Самсон и Далила».
Порой Шаляпин мучительно задумывался, не удовлетворенный своими решениями того или иного образа. Получалось, что и здесь он подолгу был предоставлен самому себе, никто его не распекал, никто не поучал; казалось бы, великолепно, но, привыкший к постоянной опеке со стороны чиновников Мариинского театра, режиссеров, дирижеров, он часто терялся в непривычной обстановке: твори сам, как тебе подсказывает твоя артистическая душа.
Жизнь Нижнего Новгорода порой вовлекала его в свой водоворот, но неотступные мысли о художественной простоте и правдивости на оперной сцене все чаще не давали ему покоя. Как этого добиться? Вот и в Петербурге все ему говорили, что надо работать. А как работать? Он же все делает, как велят. Даже более того…
Он стремится дать образ Сусанина, каким его видит Савва Иванович — степенным, но обыкновенным мужиком, крестьянином. Но таким ли его видел Михаил Иванович Глинка? Крупным, монументальным — или обычным человеком? Исключительной личностью или воплощением черт среднего мужика?
На репетициях Шаляпин никак не мог найти ответы на эти вопросы, мучившие его. И поэтому движения его были скованны, излишне величественны, жесты неестественны, даже фальшивы. Ведь в первом действии ничто, кажется, не предвещало трагических событий и тем более подвига, а Шаляпин играл так, будто бессмертие Ивана Сусанина уже пришло к нему.
Он и сам чувствовал, что делает что-то не так. Но никто его не поправлял: голос звучал превосходно в этой партии.
И однажды неожиданно для всех на одном из прогонов первого действия из задних рядов театра раздался хрипловатый голос Саввы Ивановича Мамонтова:
— Федор Иванович! А ведь Сусанин-то не из бояр!
Репетиция прекратилась. Все участники застыли в ожидании…
— Иван Сусанин был простым костромским крестьянином. Вот и играйте Сусанина таким, каким он был, простым, скромным, уверенным в себе, — сказал подошедший к сцене Мамонтов. — Он же живой человек, живет обычными крестьянскими заботами, выдает замуж дочь, разговаривает с ее женихом, готовится к свадьбе, самому важному моменту для отца. Он не хочет ударить лицом в грязь перед своими односельчанами… Играйте проще, пусть ваш герой будет обычным, нормальным человеком. А придет пора, и он станет героем, совершит свой великий подвиг… Подумайте над этим. Не показывайте его сразу героем. Это нужно только в финале оперы. Глинка говорил, что в опере должно быть все правдиво, как в жизни…
Федор подошел к рампе и внимательно слушал этого плотного, сильного человека с большими горящими глазами.
Мамонтов ушел, а Федор Шаляпин долго еще размышлял над его словами. Ему и до этого было ясно, что Иван Сусанин не из бояр, что он простой мужик. Но как сделать, чтобы в жизнь его на сцене поверили, а значит, поверили и в его подвиг? Как показать, что и ему жизнь дорога, но нет ничего дороже Родины, которую топчут ее враги…
Шаляпин вышел из театра, задумчиво зашагал к себе домой, на Ковалиху. Всюду висели афиши, возвещавшие о начале спектаклей в городском театре. Шаляпин подошел к одной из них.
НОВЫЙ ГОРОДСКОЙ ТЕАТР
Открытие 14 мая 1896 года
Парадный спектакль
I
Народный гимн
II
Торжественная кантата
Музыка Н. С. Короткова. Исполнит вся оперная труппа
III
Жизнь за царя
Опера в 4 д. с эпилогом М. И. Глинки
Участвующие: г-жи Нума-Соколова, Кутузова;
г.г. Сикачинский, Карелин, Шаляпин и Никитин
Во втором акте участвует балетная труппа под управлением г-на Цампели.
И Шаляпин вспомнил, как появилась в театре балетная труппа во главе с господином Цампели… Живая, шумная толпа ворвалась с узлами и чемоданами в театр. Любой шум привлекал Шаляпина, а приезд итальянцев, о которых он столько слышал, тем более. Он сразу оказался в центре этой кричащей толпы и стал так же, как и они, громко кричать, размахивать руками и хохотать. Они не понимали по-русски, а он еще ни одного слова не знал по-итальянски. «Как они отличаются от нас, — думал Шаляпин, — их жесты, движения — все так резко отличается от того, что я видел, все так ново для меня… Удивительно живые люди…»
Шаляпин жестами объяснил им, что он хочет помочь найти квартиры. И красочная толпа во главе с Федором Шаляпиным долго бродила по городу в поисках подходящих квартир, они лазали на чердаки, спускались в подвалы, чаще всего хватались за головы, явно выражая недовольство предложенным. Федора все это забавляло, и он от души вместе с ними хохотал, вместе с ними поднимался в квартиры, вместе с ними хватался за голову, делал страшно недовольное лицо, вызывая тем самым ответный смех веселых итальянок.
