Безусловно, образ Жанны Антуанетты нельзя рассматривать вырванным из контекста своего времени. Чтобы понять ее мотивации и разработанные стратегии, нужно помнить, что эта женщина формировалась как продукт патриархального уклада средневекового общества. Это общественное мировоззрение оставило неизгладимый отпечаток на всех ее устремлениях, обозначив не только явную переоценку любовных и сексуальных отношений, но и жесткую акцентуацию на достижении признания мужчины своих женских достоинств как главную цель своей жизни. Ее движение к цели со вполне понятными очертаниями начало отсчет с раннего детства, стимулируемое матерью, скрытой общественной оценкой, окружением и даже литературой. Стиснутая жесткими рамками общественного восприятия роли женщины, подстегиваемая чувством, которое современные психологи называют «внутренней инстинктивной предрасположенностью» и влиянием «унаследованной традиции», женщина вряд ли могла раскрыться в иной сфере. Завоевание влиятельного в обществе мужчины несло, среди прочего, новый уровень свободы, новые несоизмеримо широкие полномочия и возможности, возвышение в обществе через находящегося вблизи мужчину и в конечном итоге вело к повышению самооценки. Возможно, наибольшей заслугой маркизы де Помпадур стал сознательный выход из узкого, определенного женщине пространства. Получив вместе с расположением короля Франции совершенно новые и почти необъятные рычаги воздействия на все слои общества, от правящей элиты Европы до злобного и завистливого обывателя, женщина нашла в себе силы воспользоваться ими, чтобы сыграть не совсем традиционную роль. Ее неизменные трепетные стремления расширить область своего влияния – от меценатства и крепкой дружбы с горсткой людей, определяющих направление развития культуры, до попыток внедрения в дела международной политики – свидетельствуют о готовности бороться за самоутверждение. Именно это можно считать новаторством, ростком, яростно пробивающимся сквозь толщу приглушенного психическим состоянием несвободы сознания.
Волна возвышения женственного, гораздо более емкого, чем эротизм и материнство, поднявшаяся во время расцвета Эллады и достигшая пика во времена Римской империи, столкнулась с противодействием христианских догм, вернувших женщину в прежнее состояние духовной скованности и сексуальной несвободы. Жизнь маркизы де Помпадур, как и ряда других известных женщин, по сути, является признаком готовности женщины расширить спектр своего женского влияния, следовать неумолимой жажде женщины жить естественно и в гармонии с собой, проповедуя свободу, равную свободе мужчины.
Екатерина Вторая (София Фредерика Августа)
Я имела скорее мужскую, чем женскую душу; но в этом ничего не было отталкивающего, потому что с умом и характером мужчины соединялась во мне привлекательность весьма любезной женщины. Да простят мне эти слова и выражения моего самолюбия; я употребляю их, считая их истинными и не желая прикрываться ложной скромностью.
Екатерина Вторая. Записки Екатерины Второй
На этом свете препятствия созданы для того, чтобы достойные люди их уничтожали и тем умножали свою репутацию; вот назначение препятствий.
Екатерина Вторая в одном из частных писем
2 мая 1729 года – 6 ноября 1796 года
Императрица России в 1762 (1761) – 1796 гг.
Психологический феномен Екатерины Второй заключается прежде всего в искусстве использованных возможностей. Этой замечательной и неординарной личности, конечно же, не было бы в истории, если бы царствующая дочь Петра Великого Елизавета неожиданно для своего окружения не остановила свой выбор на Ангальт-Цербстской принцессе Софии Фредерике Августе как невесте для своего племянника – инфантильного и истеричного Петра Федоровича, определенного наследником престола в силу отсутствия альтернатив. Действительно, в наследниках Петра Первого уже не было даже тени его неугасимого пламени, жажды новых свершений и бешеной энергии преобразователя. Но, как и многие незажженные звезды, оказавшиеся волею судьбы на престоле великой державы и исчезнувшие вследствие своей безликости и бездарности, звезда Екатерины Второй могла бы и не взойти на историческом небосклоне. Действительно, большого внимания аналитиков должен заслуживать тот факт, что, по свидетельству окружавших молодую принцессу людей, она, отправляясь в Россию, вовсе не намеревалась стать самодержицей. Выдающаяся личность могла бы никогда не раскрыться, явись миру в то патриархальное время сильный духом и властный мужчина, способный стать опорой в изменчивой и изобилующей неожиданными поворотами жизни, готовый излучать любовь и умеющий властвовать, обуздывая бьющую ключом страсть. Вместо этого ей достался дегенеративный и нервозный человечишка, прославившийся лишь малодушием, глупостью и чрезмерной болтливостью. Пожалуй, наибольшая ценность внутренних изменений личности Екатерины в том, что она, заботясь первоначально о физическом выживании, осознанно и с четко сформированной внутренней мотивацией приняла на себя столь тяжелую миссию, как управление Россией. Лишь в силу своих исключительных качеств, умелого и последовательного использования особенностей людской породы, следования четкой стратегии и искусного маневрирования в лабиринте дворцовых интриг ей удалось преобразоваться в яркую историческую личность, успешную самодержицу России и женщину, позволившую себе вкусить от древа познания. Без преувеличения, трансформация скромной восприимчивой принцессы из неприметного немецкого княжества с зыбким и почти лакейским положением в игрока ураганной мощи, способного на крайне рискованный и впечатляющий дерзостью дворцовый переворот, заслуживает внимания и уважения наблюдателя. Блистательное царствование в течение тридцати четырех лет стало результатом ее непрерывных внутренних усилий, способности очаровывать и усмирять, умения покоряться и властвовать – словом, воплощаться во множество несопоставимых образов, развившихся из странного симбиоза, казалось бы, не смешивающихся ролей.
Пилигрим в облике принцессы
София Фредерика Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, прибыла в Россию еще совсем юной девочкой – ей не исполнилось и пятнадцати лет. Принцессе было предписано явиться ко двору российской императрицы Елизаветы – с тем чтобы стать супругой великого российского князя Петра Федоровича. В этом факте нет ничего странного, если учитывать важность политических браков в средневековой Европе: с их помощью монархи укрепляли свои троны, расшатывая между тем чужие. Хитрые ловеласы наиболее успешных дворов всегда умудрялись воспользоваться лояльностью внедренных в императорские семьи своих представителей, а сами посланники – достичь своих тщеславных целей или хотя бы поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Именно такие двойственные цели и стояли перед хрупкой девушкой из Штетина, к которым примешивалась вполне реальная опасность остаться вообще без жениха, что было эквивалентом женской несостоятельности.
