давно входили в спектр его интересов. “Помню, я сидела за столом на своей кухне в Беркли и говорила с ним по видеосвязи в скайпе”, – вспоминает Даудна.
Той весной Чжан прилетел в Сан-Франциско на конференцию и встретился с Даудной в отеле “Клермон” в Беркли. “Я решил поговорить с ней, поскольку считал, что очень важно сформировать альянс в сфере интеллектуальной собственности, чтобы у людей появился простор для практики”, – поясняет Чжан. Он предполагал, что интеллектуальная собственность и потенциальные патенты Беркли окажутся в одном пуле с собственностью Института Брода, благодаря чему пользователям будет несложно получать лицензию на применение системы CRISPR-Cas9. Чжан счел, что Даудне понравилась его идея, и Лэндер позвонил ей, чтобы выяснить, могут ли они создать структуру для такого патентного пула. “На следующий день Эрик сказал мне, что я съездил не зря, – говорит Чжан, – и предположил, что мы заключили союз”.
Однако у Даудны были сомнения. “Фэн вызывал у меня подозрения, – вспоминает она. – Он был не до конца откровенен. Он скрывал информацию о том, когда именно они подали заявки на патенты. И мне это не нравилось”.
Она решила передать эксклюзивную лицензию на свою интеллектуальную собственность, которой Беркли управлял в связке с Шарпантье, уже существующей компании Caribou Biosciences и не заключать альянс с Институтом Брода. Чжан полагает, что Даудне “сложно доверять людям”, поэтому она слишком сильно полагалась на свою бывшую студентку и соосновательницу Caribou Хорвиц. “Рейчел – прекрасный человек, и она умна, однако на пост директора такой компании она не подходит, – отмечает Чжан. – Здесь нужен гораздо более опытный человек, способный развивать технологию”.
Решение не объединять интеллектуальную собственность, связанную с CRISPR-Cas9, привело к началу грандиозной патентной войны. Оно также осложнило широкое лицензирование технологии. “Оглядываясь назад, я думаю, что, если бы мне пришлось пройти все это снова, я бы лицензировала [технологию] иначе, – говорит Даудна. – Видимо, имея платформенную технологию вроде CRISPR, лучше лицензировать ее таким образом, чтобы она могла применяться как можно шире”. Однако у Даудны не было опыта работы с интеллектуальной собственностью, и ее университету также не хватало компетенций в этой сфере. “Получилось, что слепой вел слепого”, – поясняет она.
Editas Medicine
Несмотря на то, что Даудне не хотелось объединять в один пул свою интеллектуальную собственность и собственность Института Брода, она по-прежнему готова была стать партнером в компании с фокусом на CRISPR, которая лицензировала бы как ее потенциальные патенты, так и патенты Института Брода. Весной и летом 2013 года она много раз посещала Бостон, где вела переговоры с разными инвесторами и учеными, включая Черча и Чжана, которые пытались основать компании.
В одной из поездок в начале июня она отправилась на вечернюю пробежку вдоль реки Чарльз возле Гарварда и вспоминала, как изучала там РНК под руководством Джека Шостака. Тогда она и не думала, что ее исследования приведут к созданию коммерческих предприятий. Это выбивалось из гарвардских идеалов. Теперь Гарвард изменился, как изменилась и она. Она поняла, что, если ей хочется оказать непосредственное влияние на человеческую жизнь, лучше всего основывать компании, которые создадут клинические инструменты на базе фундаментальной науки CRISPR.
Тем летом, пока тянулись переговоры, на Даудне, пытавшейся понять, как создать компанию, стал сказываться стресс. Усугубляли ситуацию и постоянные перелеты между Сан-Франциско и Бостоном, которые она совершала раз в несколько недель. Особенно сложно было выбрать, с кем работать – с Шарпантье или с Черчем и Чжаном? “Я не могла понять, как поступить, – признает она. – Пара людей из Беркли, мои коллеги, которым я доверяла и которые создавали компании в прошлом, твердили, что надо работать с людьми из Бостона, поскольку они лучше ведут дела”.
До тех пор она редко болела. Но теперь, летом 2013 года, у нее стали случаться приступы боли, подскакивала температура. Утром у нее сводило суставы, и порой она едва могла двигаться. Она сходила к нескольким врачам, которые предположили, что проблемы, возможно, связаны с редким вирусом, а может, вызываются аутоиммунным заболеванием.
Через месяц ей стало лучше, но в конце лета, когда они с сыном отправились в “Диснейленд”, началось обострение. “Мы были вдвоем, и каждое утро, когда я просыпалась в гостинице, у меня все болело, – вспоминает она. – Мне не хотелось будить Энди, поэтому я уходила в ванную, закрывала дверь и звонила людям из Бостона”. Она поняла, что стресс сказывается на ее физическом состоянии [213].
Тем не менее к концу лета она смогла договориться с бостонцами. Ядром группы стали Даудна, Чжан и Черч. Бостонские инвестиционные компании Third Rock Ventures, Polaris Partners и Flagship Ventures предоставили начальный капитал в объеме более 40 миллионов долларов. Решив довести число ученых-основателей до пяти, исследователи привлекли к сотрудничеству двух гарвардских биологов, работавших с CRISPR, Кита Цзоуна и Дэвида Лю. “Казалось, впятером мы были командой мечты”, – говорит Черч. В совет директоров вошли представители каждой из трех основных инвестиционных компаний, а также некоторые уважаемые ученые. Большинство членов было выбрано единогласно, но Черч наложил вето на кандидатуру Эрика Лэндера.
В сентябре 2013 года была основана компания Gengine, Inc. Через два месяца ее переименовали в Editas Medicine. “Мы можем, по сути, работать с любым геном, – сказал Кевин Биттерман, директор компании Polaris Partners, который первые несколько месяцев исполнял обязанности президента фирмы. – И нашей мишенью становятся любые болезни с генетическим компонентом. Мы можем просто взять и исправить ошибку” [214].
Даудна уходит
Всего через несколько месяцев недомогание и стресс Даудны снова дали о себе знать. Ей казалось, что партнеры, в частности Чжан, действуют у нее за спиной, и эти подозрения усугубились в январе 2014 года на медицинской конференции J. P. Morgan, прошедшей в Сан-Франциско. Чжан прилетел из Бостона вместе с несколькими управленцами из Editas, и они пригласили Даудну на пару встреч с потенциальными инвесторами. Она почувствовала неладное, как только вошла. “По поведению и жестикуляции Фэна я сразу поняла, что в нем что-то изменилось, – говорит она. – Он был настроен не по-товарищески”.
Пока она наблюдала за происходящим из своего угла, мужчины на встрече обступили Чжана, обращаясь с ним как с директором. Его представили как “изобретателя” редактирования генома с помощью CRISPR. Даудне отводилась вторая роль – роль одного из научных консультантов. “Меня постепенно вытесняли, – говорит она. – Мне не сообщали о ситуации с интеллектуальной собственностью. Было неспокойно”.
Затем, узнав неожиданную новость, она поняла, почему подозревала, что Чжан держит ее в неведении. 15 апреля 2014 года она получила письмо от журналиста, который интересовался, какие чувства она
