у американцев, а милиционер — у советских граждан.
Лозовский тут же сказал:
— Господи, да пожалуйста.
Беделл Смит был явно доволен тем, что все так быстро решилось, — он наверняка слышал, что с русскими не договоришься, а тут вопрос был решен в несколько минут».
Это решение дорого обошлось Лозовскому.
«У Лозовского, — вспоминал Беделл Смит, — репутация в дипломатическом корпусе человека, с которым трудно иметь дело, но я нашел его вполне приятным и более готовым к сотрудничеству, чем его коллеги. Он единственный сотрудник Наркоминдела — помимо Молотова — который быстро решал вопросы или давал позитивный ответ, не откладывая это на потом».
Лозовский, попрощавшись с американским послом, пометил в записи беседы: «Смит мне сделал сомнительный комплимент, сказав, что в противоположность тому, что он обо мне слышал, со мной легче разговаривать, чем с некоторыми моими коллегами. Я не обратил внимания на эту выходку, и он понял, что сказал не то, что следует».
Американский посол не подозревал, насколько похвала иностранного дипломата опасна для советского чиновника. Татьяна Кудрявцева находилась в кабинете Лозовского, когда ему позвонил Сталин. Она заметила, как у Лозовского меняется лицо.
— Но, Иосиф Виссарионович, это же такая мелочь. Ну, извините, я не подумал, что надо согласовать с вами. Больше такое не повторится. Прошу меня извинить…
Через несколько дней Лозовский вызвал Кудрявцеву и попросил помочь упаковать его книги. Ни о чем не подозревая, она спросила:
— Вы что, решили перевести библиотеку домой?
Он ответил:
— Я больше здесь не работаю…
Соломон Лозовский перестал быть заместителем министра иностранных дел.
(На Пленуме ЦК партии 14 марта 1946 года Сталин распорядился переименовать наркомов в министров:
— Народный комиссар или вообще комиссар — отражает период неустоявшегося строя, период Гражданской войны, период революционной ломки и прочее и прочее. Этот период прошел. Война показала, что наш общественный строй очень крепко сидит, и нечего выдумывать названия такого, которое соответствует периоду неустоявшемуся, и общественному строю, который еще не устоялся, не вошел в быт, коль скоро наш общественный строй вошел в быт и стал плотью и кровью. Уместно перейти от названия — «народный комиссар» к названию — «министр». Это народ поймет хорошо, потому что комиссаров чертова гибель. Путается народ. Бог его знает, кто выше (в зале смех). Кругом комиссары, а тут — министр, народ поймет…)
Соломон Лозовский теперь полностью сосредоточился на делах Совинформбюро. Но в 1948-м его лишили и этой должности. А в январе 1949 года бывшего заместителя министра Лозовского вывели из состава ЦК и арестовали как одного из руководителей Еврейского антифашистского комитета. Через три года, в августе 1952 года, казнили по этому последнему при жизни Сталина большому расстрельному делу.
С бытовыми проблемами Эрнст Генри справлялся.
Хотя ситуация была сложной. 6 сентября 1946 года на Политбюро ЦК приняли решение: из-за засухи и низких хлебозаготовок «отмену карточной системы на продовольственные товары перенести на 1947 год» и повысить цены на продовольствие, распределяемое по карточкам (хлеб, мука, крупы, мясо, масло, рыба, сахар, соль). Соответственно поднимались цены в заводских и учрежденческих столовых. 27 сентября появилось новое постановление правительства «Об экономии в расходовании хлеба». Оно сокращало число людей, которые получали продовольственные карточки. Лишиться карточек — это было тяжким ударом.
Условия жизни обычных москвичей были совсем скудными. Прилавки магазинов пустовали, мало что удавалось купить. Но Эрнсту Генри как ответственному работнику идеологического фронта полагалась именная «лимитная книжка» — Литер Г на 400 рублей в месяц, выданная Базой спецснабжения. В послевоенные годы это особо ценная привилегия. В книжечке были талоны — на мясо, яйца, колбасные изделия, рыбные консервы, жиры, рыбопродукты, кондитерские изделия, сахар, а также на мыло — туалетное и хозяйственное. По этим талонам в специальном распределителе он приобретал то, что купить в обычных магазинах было просто невозможно.
А в марте 1947 года хозяин столицы Георгий Михайлович Попов в роли председателя Исполкома Моссовета подписал распоряжение об открытии коктейль-холла в доме № 32 по улице Горького. Это местечко станет знаменитым на всю страну и будет увековечено в литературе. Коктейль-холл был зримым свидетельством новой, невиданной жизни. Впрочем, многие воспринимали его как гнездо разврата.
В сентябре 1947 года пышно, целую неделю, праздновали 800-летие основания Москвы. 6 сентября в Большом театре прошло торжественное заседание Моссовета. В Совинформбюро переводили на английский речь члена Оргбюро и секретаря ЦК, 1-го секретаря Московских обкома и горкома партии Георгия Попова «О социалистической Москве и перспективах ее развития». На следующий день был заложен памятник основателю города князю Юрию Долгорукому. 20 сентября на митинге объявили об учреждении медали «В память 800-летия Москвы». От имени московской власти Попов устроил большой прием. Пригласили и иностранных гостей, поразив их роскошью угощений. Эрнст Генри в иностранной прессе, закрытой для других, читал корреспонденции из Москвы, где было озвучено меню: икра зернистая, икра паюсная, расстегаи с рыбой, балык белорыбий, лососина малосоленая, раки в пиве, поросенок, галантин из пулярки, стерлядь волжская в шампанском, рябчики сибирские…
В декабре 1947 года продовольственные карточки отменили. Но трудности были во всем. Не хватало электричества. Лампочки светили тускло, а Эрнст Генри привык писать дома. Секретарь Московского горкома по промышленности Николай Павлович Фирюбин провел большое совещание управляющих делами и секретарей партийных организаций наркоматов и ведомств. Он требовал экономии электроэнергии:
— Московские организации получили возможность увеличить отпуск электроэнергии населению в три раза. Что это значит, товарищи? Это значит, что если за все годы войны каждый житель Москвы имел право жечь одну лампочку мощностью в 15 ватт на площади 15 квадратных метров, если же площадь была 30 квадратных метров, он мог жечь две лампочки. Теперь мы увеличили этот лимит в три раза… И вот сейчас у нас складывается обстановка такая, что мы за последнее время вынуждены отключать быт… Вчера целые районы были отключены от снабжения электроэнергией, причем районы, я бы сказал, не только окраинные, но и в центре. Скажем, вчера был отключен Арбат на некоторое время…
Фирюбин распекал партийных секретарей за расточительность:
— У нас за последнее время, я бы сказал, распространилась очень вредная болезнь. Эта болезнь имеет свое название. Она называется светоманией. Товарищи просто стали благодушествовать, перестали по-настоящему бороться с
