В Киеве бушевала «чернь», не желавшая больше терпеть на своей шее панский хомут: польские паны все круче завинчивали режим в своих владениях. Зборовский договор горел с двух концов, и Богдан отчетливо видел, что у ворот стоит новая война, которую он напрасно пытался отсрочить.
Теперь он уже перестал призывать к повиновению польским помещикам. Ход событий показал ему невозможность повернуть вспять бурное течение национальной борьбы.
Энергия Богдана, направленная к сохранению Зборовского мира, энергия, которой втайне поражались даже поляки, разбилась. Причиной этого было стойкое сопротивление масс и, с другой стороны, непомерно растущие аппетиты шляхты. Увидев тщету усилий Хмельницкого, польские помещики единодушно решили прибегнуть вновь к оружию. Даже Адам Кисель, при всей своей относительной умеренности, писал: «…Хлопы не хотят платить никаких податей. Признаюсь чистосердечно, что такой мир мне не по сердцу».
В декабре 1650 года в Варшаве собрался сейм, две недели обсуждавший вопрос о новой войне. Король требовал для начала выставить сорокапятитысячное войско; сейм согласился на тридцать тысяч. Кроме шляхетских полков, в регулярную армию решено было включить наемные отряды: после Тридцатилетней войны по Европе бродило много завзятых рубак, искавших, кому продать свою шпагу. Одновременно было решено созвать «посполитое рушенье». Словом, в Польше началась деятельная подготовка к войне.
И Хмельницкий готовился к новым боевым схваткам. Во всю ширь развернулся его талант искусного, дальновидного политика и дипломата.
Прежде всего он сумел расторгнуть почти заключенный уже союз татар с поляками, направленный против Москвы. Хмельницкий предложил татарам участие в организуемой им экспедиции против Молдавии. В 1648 году молдавский господарь Липул (иначе Лупул) обещал выдать свою дочь Домну-Розанду за старшего сына Хмельницкого, Тимофея. Впоследствии он, однако, нарушил слово. Для Богдана этот брак был важен по политическим соображениям. Поэтому он не пожелал отказаться от своего плана: он дал Тимофею 16 тысяч козаков и отправил его добывать просватанную невесту. Привлекая татар к этой экспедиции, Хмельницкий достигал двух целей: во-первых, давал им возможность захватить богатую добычу, чем уничтожалась побудительная причина для нападения татар на Москву; во-вторых, облегчал военную сторону похода, на случай если Польша вступится за Липула.
Но Польша не вступилась. Козаки и двадцатитысячная орда рассеяли молдавское войско и, как водилось, основательно пограбили страну. «Хмельницкий вспахивает Молдавию конскими копытами и поливает ее кровью», жаловался бежавший из Ясс Липул. Лишенный возможности бороться с могущественным козацким гетманом, Липул поторопился подтвердить свое согласие на брак Домны с Тимофеем. Тогда Богдан приказал вывести войска из наполовину разрушенного государства.
По распоряжению Хмельницкого, полковник Джеджалий, которому гетман особенно охотно поручал ведение дипломатических переговоров, ездил в Константинополь и получил там заверения в поддержке на случай новой войны Украины с Польшей. Послы Хмельницкого усиленно подбивали трансильванского князя Ракочи напасть на Польшу. Старания их не были напрасны: большое посольство, в котором участвовали и делегаты Крымского ханства, было послано из Трансильвании в Стокгольм с предложением военного союза против Польши.
Все это должно было компенсировать наметившийся отход народных масс от Богдана. Но, как показали события, этого оказалось недостаточно.
Мероприятия гетмана в этот период яснее чем когда-либо демонстрировали силу, упорство, изобретательность Хмельницкого-политика, Хмельницкого-дипломата. Тон его разговоров с панами в это время дышит уверенностью в своих силах, иногда гетман даже тщеславился своим могуществом.
— Як вас тепер почну, то так и скончу, — говаривал он представителям Речи Посполитой, — маю татары, волохи, угры — як наступлю на вас, то буде вже вам вічная памьять.
Не раз он вспоминал и Чаплинского, негодовал, что до сих пор еще не сумел отомстить ему за налет на Субботов. Богдан умел страстно и долго ненавидеть, почти ничего не прощая и ничего не забывая.
***
Особенно резкое недовольство вызвал Зборовский мир среди населения, жившего по течениям Днепра и Буга. Здесь и был район действий полковника Данилы Нечая, чья популярность возрастала в той же степени, в какой падала популярность Хмельницкого. «Бийте ляхов поганских, бо тепер час маете!» кричали люди, шедшие под водительством Нечая.
Богдан держался осторожно с Нечаем, так как знал, что за того горой встанет посполитство. Он даже породнился с ним: выдал свою дочь Степаниду за Ивана Нечая, брата Данилы.
Популярность Нечая была не случайна. В период времени с конца 1649 года до середины 1651 года борьба украинского крестьянства против панщины, против крепостничества достигла наибольшего подъема. В политике же Хмельницкого как раз в этот момент заметно стремление не нарушать мирных отношений с Речью Посполитой. Он добивается гарантии прав козацкой старшúны и реестрового козачества и выказывает лойяльность к польскому государственному строю.
Крестьянские массы, городская беднота, ремесленники, «работные люди» промыслов, — словом, «низы» решительно выступают против всяких попыток козацкой старшúны войти в соглашение с панской Польшей. Однако распыленные массы, лишенные политического и военного руководства, не в силах были сами решить историческую задачу освобождения Украины из-под власти Польши.
Первоначально Хмельницкий пытался тяжелой рукой подавить антистаршúнское движение сиромы на Запорожье. Он усиливает борьбу против Нечая и других вождей крестьянского движения, против городских низов Киева и ряда других городов. Он требует от украинского крестьянства покорности панам, во главе козацкой старшúны откалывается от народных масс. Но вскоре наступает перелом.
Бесплодность целого ряда мероприятий, которые пытался осуществить Хмельницкий, быстрая потеря былого влияния на массы, начавшаяся эмиграция из Украины как выражение протеста масс, открытые угрозы, заставлявшие опасаться, что он будет попросту сметен народным гневом, наконец уяснение того, что нельзя вести борьбу против панов только ради интересов старшúны, что весь исстрадавшийся народ жаждет лучшей доли и достоин получить ее, — все это обусловило перемену в политике Богдана. Он снова становится во главе народной, главным образом крестьянской, освободительной войны.
Польские магнаты и польское правительство способствовали этому. Систематически нарушая условия Зборовского мира, они обостряли недовольство масс и укрепляли Хмельницкого в его решении возобновить войну.
