К сожалению, вера не всегда помогает.
В августе немцы начали наступление в Эльзасе.
Под Вертом войска маршала Мак-Магона с трудом отбивались от пруссаков. Поражения следовали одно за другим. Шалонский лагерь… Бой у деревни Борни… Сражение у Резонвиля… Сражение у Гравелота… Тревожные вести приходили из столицы Франции… Провозглашена республика… Правительство национальной обороны возглавил генерал Трошю… Большинство министров склонялись к капитуляции, только Л.М. Гамбетта[32] выступил против. На воздушном шаре (без Надара не обошлось) Гамбетта вылетел из осажденного пруссаками Парижа в город Тур, где активно занялся организацией армии…
Но Гамбетта не успел.
1 сентября произошло то, что принято называть Седанской катастрофой.
Армия генерала фон Мольтке в густом утреннем тумане перешла по понтонным мостам реку Маас. Французы поначалу оборонялись успешно, но в бою у Монселя осколком гранаты ранило маршала Мак-Магона. Командование перешло к генералу Дюкро, по мнению многих, вполне способному переломить ход событий, но недавно прибывший из Алжира честолюбивый и недалекий генерал Вимпфен при поддержке близких ему офицеров взял командование на себя. В итоге, вместо уже намеченного планового отступления на Мезьер, Вимпфен приказал французским войскам прорываться к Мецу…
И вот тут и сыграла роль великолепная немецкая артиллерия.
Крупповские орудия сделали свое дело. К трем часам дня всё было кончено: французы побежали с позиций. Император Наполеон III, находившийся в это время в Седане, приказал выкинуть белый флаг. Известна записка, отправленная им прусскому королю: «Мой дорогой брат! Мне не удалось пасть в бою с моими лучшими солдатами. Отдаю свою шпагу Вам».
Наполеона III интернировали в замке Вильгельмсхёэ близ Касселя.
Последние годы жизни он провел с семьей уже в Англии — в замке Чизлхерст близ Лондона. Императрица Евгения почти на полстолетия пережила своего супруга и скончалась в 1920 году. Их единственный сын, принц Наполеон Эжен Луи, служил офицером английских колониальных войск и погиб в 1879 году на войне с зулусами в Африке.
Приказ о мобилизации настиг Жюля Верна в Нанте.
«Приезд мой, — писал он Этцелю, — доставил отцу большую радость.
Я нашел отца очень изменившимся. Он постарел физически, но ум и сознание у него совсем ясные. Семья, конечно, опечалена событиями, да и обстановка, надо сказать, безрадостная: кое-кто из близких погиб на войне в тех частях, которые активно участвовали в боевых действиях. Теперь в Нанте все до крайности восстановлены против императора. Никому в голову не приходит, что после всего произошедшего он осмелится вернуться в Париж. Ополченцы весьма задиристы и только и думают о том, как бы дать офицерам "в морду". Их, похоже, трудно будет организовать». В конце письма Жюль Верн высказывал предположение, что пруссаки все-таки не пойдут на Париж. «Говорят, их выдвинувшиеся части остановились».
В свои 42 года (непризывной возраст) Жюль Верн был назначен командиром боевого охранного судна «Сен-Мишель»! То есть собственной яхты, реквизированной для нужд правительства! Теперь к писателю обращались официально: «капитан Верн», и под началом его состояли 12 пожилых ветеранов Крымской войны, вооруженных длинными кремневыми ружьями и малого калибра медной пушечкой, «величиной с пуделя», как он с усмешкой сообщал Этцелю.
4 сентября до Кротуа дошли вести о катастрофе под Седаном.
«Что теперь будет с Вами, дорогой Этцель? — беспокоился о своем издателе Жюль Верн. — Ведь нашествие продолжается. Пруссаки идут прямо на Париж. Что теперь предпримет Республика? Здесь у нас к новому правительству относятся с полным одобрением, но вопрос — найдется ли оружие?»
И далее: «Если Париж окажет сопротивление, пруссаки, конечно, сами вынуждены будут просить мира, так как зима оВернется против них. К тому же они не могут обстреливать Париж, не взяв хотя бы одного форта, а ходят слухи, что наши форты неприступны. Если не будет измены, пруссаки не возьмут Париж, а провинция готова защищаться изо всех сил. Повсюду организуются отряды Национальной гвардии…»
Патрулируя устье Соммы, Жюль Верн пишет новый роман.
Называется он «Крушение "Ченслера"» — и это одна из самых мрачных вещей писателя. Франция потеряла Эльзас и Лотарингию, эти чудесные области навсегда отторгнуты. Контрибуция назначена в пять, а не в два (как надеялся Жюль Верн) миллиарда франков. Ощущение огромных потерь, каких-то трагических изменений падало на всю страну.
Вот и написалось «Крушение "Ченслера"».
Роман этот представляет собой дневник некоего Ж.-Р. Ка-заллона, пассажира указанного судна — трехмачтового, с прямым вооружением, водоизмещением 900 тонн. По тем временам — весьма неплохое судно. 29 сентября 1869 года «Ченслер» вышел из Чарльстона с грузом хлопка. Кроме Казаллона на трехмачтовике плыли господин Летурнер с больным сыном Андре, богатые супруги Кир — американцы, их компаньонка юная мисс Херби, а также инженер из Манчестера Фолстен и торговец Руби. Во время плавания в трюме «Ченслера» начался пожар. Хлопок горит, остановить пожар невозможно, потому что при попытке открыть люк может вспыхнуть весь корабль. К тому же становится известно, что в хлопке уложена (для пущей сохранности) стеклянная бутыль с пикратом калия — чрезвычайно взрывчатого вещества. В довершение ко всему сказанному, капитан «Ченслера» сходит с ума и командование ложится на его помощника Роберта Кертиса.
К счастью, «Ченслер» налетел на рифы небольшого вулканического островка посреди океана. «Да услышит нас Бог», — смиренно произносит господин Летурнер. «А разве Бог у нас на борту?» — пожимает плечами Фолстен. Он будто предчувствует ужасные лишения. Но, в конце концов, пассажиры и экипаж все-таки опять оказываются посреди океана — на сооруженном из обломков «Ченслера» плоту.
Вот тут и начинается главное.
«В осажденном городе можно хотя бы случайно отыскать в развалинах, в канавах, в закоулках какую-нибудь кость, какие-нибудь жалкие отбросы, чтобы хоть на минуту обмануть ужасный, сводящий с ума голод. Но на голых деревянных досках, много раз омытых волнами, не найдешь ничего, — мы обыскали все щели, все уголки, куда ветер мог занести хотя бы крошку».
Этцель призывал автора к сдержанности.
Война, нервы у всех напряжены, — зачем все эти ужасы?
Но Жюль Верн не придумывал никаких ужасов. Он рассказывал о том, что не раз уже происходило в морях. В данном случае он почерпнул факты из документов, касающихся «Медузы» — французского фрегата, который 2 июля 1816 года потерпел крушение у берегов Мавритании с четырьмястами пассажирами на борту. Офицеры и губернатор Сенегала полковник Шмальц бежали с судна на шлюпках, бросив экипаж и пассажиров на произвол судьбы. В течение двенадцати суток несчастных носило по волнам. Из ста пятидесяти человек в живых остались только пятнадцать. В свое время история «Медузы» наделала столько шума, что морской министр Франции был вынужден уйти в отставку. А подлинную историю несчастных рассказали выжившие на плоту пассажиры — инженер-географ Корреар и помощник судового хирурга Савиньи. Еще большую известность эти трагические события получили после того, как художник Теодор Жерико (1791— 1824) выставил в Париже написанную им картину «Плот "Медузы"» (1819).
