- Слушай, зачем тебе гранаты? - спросил он шепотом, боясь разбудить товарищей.
- Я хочу их почистить, а то малость заржавели, - ответил тот и вышел из кошары.
Через несколько минут в просвете, где когда-то была дверь, мелькнула фигура часового. Размахнувшись, он бросил одну за другой гранаты в спящих партизан... Раздались взрывы. Оглушенный, но невредимый Зоренко схватил автомат, выскочил из кошары. На поляне никого не было.
Семен вбежал в кошару. Ужас охватил его, когда он увидел мертвое тело парторга. Погиб и Смирнов, так и не дождавшийся встречи со своей женой и дочерью, которые жили в Гурзуфе. Уцелевший Агеев перевязывал израненного Шаевича. Колени Семена подогнулись, и он упал головой на окровавленное тело Вязникова.
Подойдя к нему, Агеев тихо сказал:
- Надо найти гада. Он не успел далеко уйти...
Семен вскочил.
- Идем. Я его собственными руками...
Агеев и Зоренко вышли из кошары. Следы вели на яйлу. Вдруг за грудой камней мелькнула тень.
Агеев не успел отскочить. Пущенная почти в упор очередь из автомата свалила его замертво. Зоренко спрятался за камни.
Предатель начал быстро отходить. Зоренко шел по его следам.
Четыре часа гнался он за ним. Трацевский несколько раз давал очереди по Зоренко. Потом бросил пустой автомат. Зоренко тоже бросил свой автомат, когда увидел, что отстает от своего врага. На крутом спуске Трацевский, сбросив с себя шапку, пиджак, фуфайку, кинулся вниз. Семен за ним. Враг заметно ослабел и начал часто падать.
Расстояние между ними сокращалось.
- Стой, гад! - приказал Зоренко.
Поминутно падая, предатель все продолжал бежать. Они добежали почти до шоссе. Слышно было, как ходят немецкие машины.
В двухстах метрах от казармы Ай-Даниль Зоренко, наконец, догнал бандита и бросился на него. Несколько минут они оба лежали неподвижно, задыхаясь, не в состоянии вымолвить ни слова. Переводя дыхание, Зоренко прохрипел:
- За что же ты, гад, погубил такого человека, как Вязников, таких, как Смирнов и Агеев, а?
- Слушай, отпусти, - прошептал предатель. - Пойдем к немцам, скажем, что убили главных партизан, покажем трупы. Что здесь в лесу делать? Все равно или перебьют или помрем с голода...
- Нет, я не из таких, - Семен сильнее сжал горло предателя.
Собравшись с силами, тот тоже со всей яростью набросился на Семена. Когда силы покидали обоих, сидя рядом, они отдыхали, а затем снова набрасывались друг на друга.
Почти теряя сознание, Семен задушил, наконец, врага. Он долго лежал на его мертвом теле, пока сознание не прояснилось и не подсказало ему, что надо уходить.
Измученный, Семен вернулся в кошару. В кошаре лежал израненный осколками Шаевич.
Шаевич не терял бодрости и старался поддержать почти обезумевшего Семена, не проронившего ни слова с момента возвращения в кошару. Разорвав на бинты свое белье, Семен перевязал раны Шаевича. Потом стал разгребать руками снег, чтобы похоронить убитых товарищей. Похоронив их, Зоренко взвалил себе на спину Шаевича и потащил его по еще покрытой снегом яйле.
Днем теплые солнечные лучи разрыхлили снег. Зоренко проваливался на каждом шагу.
- Семен, оставь меня. Один скорее дойдешь и пришлешь за мной, настойчиво требовал Шаевич.
Зоренко молчал и тащил его дальше.
Посланные нами партизаны нашли полуживых Семена и Михаила уже у спуска в Заповедник, под горой Кемаль-Эгерек.
И вот они лежат у штабной землянки, не похожие на себя, заросшие, худые, с глубоко запавшими глазами. Шаевич рассказывает, а Зоренко молчит... От его молчания становится жутко.
Их унесли и устроили в уютной землянке. Часа через два в лагере раздались странные звуки.
- Семен плачет, - доложил дежурный.
Зоренко не мешали, пока он сам не затих и не успокоился.
Вечером он вылез из землянки и пришел к штабу.
- Товарищи, я хочу в бой...
- Хорошо, Семен, ты пойдешь в бой, - ответили мы ему.
С этого вечера настало время Семена Зоренко. Слава о Зоренко разнеслась по Крыму. Гитлеровцы вывесили объявления, обещая крупную сумму за его голову. Из других отрядов приходили партизаны посмотреть на Семена. Он оставался по-прежнему молчаливым, нелюдимым.
Через два месяца Зоренко приняли в партию. Когда Семена поздравляли с вступлением в ряды коммунистов, он сказал:
- Разрешите мне носить партийный билет Вязникова?
- Но его же нет, ты же похоронил его с билетом.
- Нет, он здесь. - Зоренко вынул аккуратно завернутый в тряпочку партийный билет, хранившийся у него на груди.
К нему подошел комиссар отряда Кучер:
- Ты давно носишь билет нашего парторга. Пусть твой партийный стаж исчисляется со дня смерти Вязникова. Ты достоин его имени, - и трижды поцеловал Семена.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Оккупантам было известно наше тяжелое положение с продовольствием, у нас было много раненых. Фашисты считали, что создавшиеся трудности подорвут нашу веру в свои силы.
Но ничто и ни при каких обстоятельствах не могло нас заставить сложить оружие.
Враги не могли понять источника нашей силы, не могли понять, что мы не только русские - мы советские люди.
Вот почему они удивлялись, каким чудом более полугода держится Севастополь и откуда берутся силы у партизан, которые, голодая, ежедневно, ежечасно не дают покоя осаждавшим Севастополь вражеским войскам.
Гитлеровское командование решило, что предел нашей выносливости наступил, и, по имевшимся у нас данным, составило даже определенный план вывода партизанских отрядов из леса.
Теперь фашисты не рассчитывали на уничтожение партизан в боях - такая мера им самим слишком дорого стоила и не приводила к желаемым результатам. Оккупанты не надеялись больше и на действия предателей внутри отрядов - от немногих негодяев, которым удалось проникнуть к нам, мы избавились быстро и решительно.
Как же они хотели осуществить этот план? Голодной блокадой. У них появился лозунг: "Ни грамма продуктов партизанам!"
Транспорты с продовольствием усиленно охранялись: обозы шли под прикрытием моточастей. Из всех горных деревушек скот был угнан ближе к крупным центрам. На пастбищах стада и отары охраняли сами гитлеровцы и вооруженные до зубов пастухи-прислужники.
С весной пришли новые невзгоды. Если зимой в сильные морозы можно было обогреться у костра и спрятаться под крышей землянки, то в дождливую холодную весну и костры не горели, и крыши землянок не спасали, протекая, как решето. Истощенные постоянным недоеданием, партизаны заболевали. С каждым днем в отрядах увеличивалось количество истощенных, раненых.
Санземлянки устраивались в тайниках, но часто фашисты, организовав специальные команды, нападали на землянки и зверски уничтожали больных, обессиленных людей.
