class="a">[426]. Уже к февралю 1946 г. почти 11 тыс. бывших солдат и офицеров ИНА были распущены по домам.
Мера предосторожности Окинлека не помогла: критическая масса оказалась набрана. В феврале 1946 г. впервые с 1857 г. частично взбунтовались англо — индийские вооружённые силы, а именно почти целиком один из родов войск — военно — морской флот. Главным очагом восстания стало военно — морское училище связи «Тальвар» в Бомбейском военном порту; иногда его называют индийским броненосцем «Потёмкиным». Мятежные моряки потребовали прекратить расовую дискриминацию, заменить британских офицеров индийскими и улучшить условия службы. К выступлению моряков добавились мощные забастовки бомбейских рабочих и их столкновения с войсками. Историки не исключают, что если бы нашёлся способный возглавить всё это недовольство харизматичный лидер (тот же Бос), события могли бы войти в опасное для британцев русло. Однако руководство Конгресса не собиралось искушать судьбу. К тому же асоциальные элементы принялись за обычные в таких случаях грабежи и поджоги, и ситуация могла совсем выйти из — под контроля. В Бомбее и Карачи между береговой артиллерией и мятежными кораблями возникла перестрелка. Британские бомбардировщики совершили устрашающий пролёт над гаванью Бомбея, а Патель уговорил моряков сложить оружие.
Военный мятеж потерпел неудачу, но для основ Раджа оказался очень нехорошим симптомом. Заволновались вооружённые силы, которые в XIX–XX вв. столько раз выручали британцев далеко за пределами Индии. Англо — индийская армия позволяла им наносить удары с огромным радиусом от Китая до Египта и Европы в ходе мировых войн, а внутри Индии служила надёжной опорой даже при всплесках массового движения, долго обладая иммунитетом от антиколониальной пропаганды. Февральский мятеж флота показал: подгнило что — то в Британской империи. Лейбористское правительство Клемента Эттли (1945–1951) отреагировало отправкой в Индию «миссии кабинета». Её члены (Петик — Лоуренс, Криппс и первый лорд адмиралтейства А. В. Александер) пришли к выводу, что страна в опасном состоянии.
Босу и ИНА не хватило сил добиться своей цели прямыми действиями — но факт этих действий и самого существования ИНА и Временного правительства свободной Индии радикализовали политическую атмосферу в стране, как никогда прежде. Ситуация, в которой восстал флот и произошёл новый подъём рабочего движения, во многом возникла благодаря усилиям Нетаджи. На это он в конце войны и рассчитывал. Хотя свои силы Бос переоценил, он проницательно видел, что колониальная история Индии подходит к концу.
«До 1939 г. в индийском национальном руководстве Ганди был первым, Неру шёл следом, а Субхас — третьим. После начала конфликта Ганди и Субхаса вслед за съездом Конгресса в Трипуре Субхас стал в тазах индийского народа национальным лидером, уступающим лишь Ганди. Наконец, после осуществления революции Азад Хинд Субхаса, известного с тех пор как Нетаджи, стали признавать неоспоримым фактом истории, соархитектором индийской свободы наряду с Махатмой» [427]. Послевоенная Индия бурлила, и успокоить её мог только уход британцев. Прежние паллиативные меры, такие как миссии Саймона и Криппса, не работали. Конечно, к предоставлению Индии независимости и вообще к распаду колониальной системы привёл целый комплекс факторов [428], но усиление неприятия имперской власти всеми социальными слоями занимало среди них важное место, делая сохранение этой власти бессмысленным для самой метрополии. Бос и рассчитывал на то, что, если даже Британия в мировой войне отобьётся от внешних врагов, Индию она, ослабленная, не сохранит.
В значительной части историографии сложился трагический образ Боса как подобного Сизифу деятеля, который хронически не поспевал за событиями и был обречён на поражение в непосильной борьбе [429]. Основания для такой трактовки есть, но в ретроспективе Бос добился очень многого. Европейские колониальные империи Нового и Новейшего времени — слишком сложный феномен, чтобы в их истории можно было выделить какую — то одну фигуру, которая возвышалась бы над всеми прочими как основатель или, наоборот, могильщик империи. И всё же в случае Британской империи фигурой её могильщика уместно — пусть с оговорками — считать Субхаса Чандру Боса. Среди деятелей колониальных обществ именно он дал, быть может, тот решающий импульс, из — за которого началось и уже не прекращалось медленное складывание всего грандиозного здания империи. Именно Бос первым бросил серьёзный вызов британской короне: впервые (вместе с Неру) предложил Конгрессу требовать для Индии сампурна сварадж (полной независимости, т. е. республики), а в годы войны попытался вытеснить лояльность индийцев королю — императору лояльностью Матери Индии, причём вложив им в руки оружие. В борьбе с противником Бос в самом деле выложился на все сто.
Об оценке британцами исторической роли Боса красноречиво говорит такой эпизод. Когда Эттли — уже бывший премьер — министр — в 1956 г. посетил Индию с частным визитом, исполняющий обязанности губернатора штата Западная Бенгалия судья П. Б. Чокроборти спросил его о причинах ухода британцев из страны. Эттли назвал главной из них деятельность Боса, которая подорвала лояльность индийской армии. На удивлённый вопрос о том, какова же тогда была роль Ганди, Эттли улыбнулся и раздельно произнёс: «Ми — ни — маль-на» [430]. Думается, роль Махатмы бывший премьер преуменьшил, и успех Боса был бы невозможен без проведённой тем многолетней подготовки. Нетаджи и сам никогда не стремился умалить вклад «отца нации». Однако он действительно придал национально — освободительному движению небывалое ускорение.
Историки неоднократно задавались вопросом: как пошла бы история Индии, если бы в 1945 г. Бос вернулся на её политическую сцену? Есть мнение, что Бос, который так искусно мирил религиозные общины, мог бы предотвратить массовую взаимную резню, которая предшествовала и следовала Разделу 1947 г. и в которой погибло более миллиона человек. К этому времени Неру и Патель рвались занять командный мостик Раджа даже ценой ухода мусульман, и «Махатме, возможно, недоставало “блудного сына”, которого он изгнал в 1939 г., заменив более послушными сторонниками. Во время общинной резни, которая сопровождала Раздел, Ганди стоял трагической одинокой фигурой. Действуя вместе, святой и воин могли бы иметь больше шансов предотвратить катастрофу» [431]. Незадолго до своей гибели 30 января 1948 г. Ганди порицал Неру и Пателя за неспособность обуздать насилие и в самом деле заявил: хотел бы он, чтобы «здесь был (его. — К. Ф.) другой сын!» (т. е. Бос). И всё же сомнительно, что в условиях того накала, до какого дошла взаимная ненависть индуистов и мусульман, в условиях непреклонной борьбы Джинны за Пакистан и готовности руководства ИНК отпустить мусульман с целью обрести наконец полноценную власть (пусть и в урезанной стране) Махатме и Нетаджи даже в тандеме удалось бы кардинально изменить ход событий.
Сторонники Боса и некоторые историки считают даже, что, останься Бос в годы войны в Индии,
