Напомним читателю и о наместничестве Катона на Кипре. Помните, когда он возвращался в Рим, на корабле возник пожар и сгорели деловые бумаги? Человек Цезаря Клодий обвинил тогда Катона в умышленном поджоге с целью скрыть свои финансовые нарушения и погреть на этом руки. Если Катон, как и всякий наместник, и имел возможность обогатиться на Кипре, но, как честный чиновник, этого не сделал, то что можно сказать об авторе пасквиля, ограбившем всю Галлию, Испанию, Египет и Африку?
Цезарь как-то сказал, что «Катону не дают покоя старые обиды», имея в виду, что в свое время он помешал Катону избраться консулом. Катон, кстати, по этому поводу не слишком сильно расстраивался. Но до этого, как мы помним, своими затяжными речами в сенате он помешал Цезарю сделать два дела сразу – избраться заочно консулом и справить триумф.
Но теперь, когда он мертв, можно справить четыре триумфа сразу: галльский, египетский, понтийский и африканский. Все триумфы были отпразднованы по возвращении Цезаря в Рим с неслыханной пышностью, размахом и расточительством. Он затмил казавшиеся верхом роскоши недавние триумфы Помпея. Для каждого из шествий изготавливались детали носилок, колесницы, сбруи и прочего из одного материала: для галльского триумфа – из лимонного дерева, для египетского – из акации, для понтийского в дело шел черепаший панцирь, а для африканского, само собой, слоновая кость.
Добыча, которую несли рабы на изукрашенных носилках, была такой богатой, и ее было так много, что римские граждане были просто в шоке от такого невиданного ранее изобилия всего награбленного Цезарем в разных странах. В процессии вели, конечно, и знаменитых пленников, среди которых был и заклятый враг Цезаря галл Верцингеториг; в африканском триумфе зрители могли видеть малолетнего сына убитого Петреем нумидийского царя Юбы – он станет не только царем под именем Юба II, но и знаменитым писателем и ученым. В египетском триумфе самой знатной пленницей была сестра Клеопатры Арсиноя. В этом триумфе Цезарь в окружении сорока слонов, на спинах которых горели факелы, в наступивших сумерках проехал через всю столицу.
Для нашего героя наступил наконец-то настоящий праздник, ставший наградой за многолетние лишения и смертельные риски в многолетних войнах. Ради этих счастливых долгожданных дней он отчаянно дрался с галлами, германцами, испанцами и прочими бесчисленными племенами и народами, затем пришлось уничтожить и десятки тысяч своих же соотечественников в гражданской войне.
Триумфы отмечались с конца августа по конец сентября с небольшими интервалами, которые были заполнены еще более грандиозными празднованиями и пирами.
На пиру сорок шестого года пьянствовали и угощались за счет победителя десятки тысяч человек. К каждому из столов, за которым пировали по девять человек, подавалась амфора фалернского вина, а это более двадцати литров и кадус (бочка) хиосского вместимостью тридцать восемь литров. Этот пир на весь Рим длился не один день, и на нем, помимо прочего, было съедено шесть тысяч миног общим весом более двух тонн.
Вот такие масштабы. А какие он устраивал вечеринки! На них выступали разные хоры и балеты, пели иноземные певцы и певицы, танцевали свои танцы представители разных народов, а военный танец был исполнен сыновьями вельмож из Малой Азии.
В эти дни можно было увидеть и троянскую конную игру, и состязания атлетов на Марсовом поле, и обычные для римлян скачки в Большом цирке. А впервые столичные жители увидели такое зрелище, как навмахия, то есть морское сражение. Для этой цели на берегу Тибра был выкопан пруд, где четыре тысячи гребцов, разделенные на две флотилии, показали искусство морского боя. Помимо инсценированных во время триумфальных шествий наиболее ярких эпизодов завоевательных войн, великий полководец дал, так сказать, и наглядные бои прямо в Большом цирке; с каждой стороны сражались по пятьсот пехотинцев, тридцать всадников и двадцать слонов.
В память о своей покойной сестре Юлии победитель на целых девять дней занял Форум, где были устроены звериные травли, введенные в обиход развлечений римской толпы еще Суллой, но Цезарь превзошел на этот раз своих предшественников более широким размахом – за время этих кровавых игрищ было уничтожено четыреста львов.
Впервые римляне увидели и известную в Фессалии тавромахию, предшественницу корриды: всадник на всем скаку должен был ухватить быка за рога в самом прямом смысле. Не с тех ли времен вошла в обиход и известная пословица?
Устраивались, конечно, и обычные гладиаторские бои, но и тут Цезарь не поскупился как на количество сражавшихся не на жизнь, а на смерть бойцов, так и на их вооружение и доспехи, сверкавшие на арене серебром.
Впрочем, великий завоеватель мог себе это позволить. Только в государственную казну он по окончании войн внес гигантскую сумму в шестьсот миллионов сестерциев. Помимо этого устроил выставку награбленных им сокровищ. На столах красовались две тысячи восемьсот двадцать две диадемы из золота, весившие в общей сложности две тысячи четыреста четырнадцать фунтов (фунт тогда «весил» чуть больше трехсот граммов), а также навалил груды золотых монет на сумму шестьдесят тысяч талантов.
Ничего, впрочем, удивительного в этом нет – ведь Цезарь ограбил практически всю Европу, доступную ему часть Азии и Африки. Своей фантастической добычей он решил поделиться и с гражданами, устроив бесплатные раздачи. Каждый получил по десять модиев зерна (модий равен восьми примерно литрам), по десять фунтов масла и по четыреста сестерциев звонкой монетой. Такого еще не бывало, поэтому Рим был просто опьянен щедротами Цезаря.
Не менее щедро были одарены и преданные воины, принесшие ему столько славных побед. Каждый ветеран помимо обещанной земли получил по двадцать тысяч сестерциев, каждый центурион – по сорок тысяч, а каждый трибун – по восемьдесят. Цезарь сполна расплатился со всеми, кому обещал. И все-таки нашлись среди солдат и недовольные. Они потребовали, чтобы полководец помимо денег дал им еще и то, что горожанам, – хлеб и масло. Это настолько возмутило диктатора, что он приказал нескольких недовольных казнить, а их головы прибить к стене Региа, где вывешивали череп Октябрьского коня, то есть жертвоприношение, какое совершалось лошадью каждый год пятнадцатого октября.
Этот поступок говорит не только о жестокости. Если бы он просто казнил неблагодарных легионеров, это было бы в порядке вещей, но он пригвоздил их черепа к жертвеннику и таким образом принес человеческое жертвоприношение, чего в Риме не бывало со времен седой древности, жертвами служили обычно любые животные, но не люди. Этим он давал понять соотечественникам, что он не только их правитель, но и, подобный богам, хозяин их судеб.
