Очень скоро Эдвард стал признанным специалистом в своей области и многие законодатели при обсуждении вопросов медицины голосовали вместе с ним, даже не спрашивая, почему он голосует так или иначе. Ему, мол, виднее. Он же эксперт.
Интересовался Эдвард и другими проблемами. Он выступал не как сенатор от маленького штата, а как человек, который когда-нибудь станет президентом. И он всячески это подчеркивал. В одной из своих речей в феврале 1971 года Кеннеди говорил:
«Вслед за Уэбстером я повторяю: «Я выступаю не как житель Массачусетса, не как северянин. Я говорю как американец, слушайте мой голос».
Я не жду, чтобы вы во всем соглашались со мной. Те, кто ищут всеобщего одобрения, в конце концов сталкиваются с презрением людей совести и дела. И потому я говорю вам о проблемах, которые мы должны вместе решить, если как нация желаем соответствовать представлениям отцов-основателей.
Я хочу передать своим детям — так же как и вы — страну, которая не знает войн. Я хочу передать своим детям — так же как и вы — страну, которая не знает расовой ненависти, страну, которая больше не закрывает глаза на загрязнение своих рек и озер, страну, которая больше не будет беспомощной в поиске работы для шести миллионов своих обездоленных граждан. Я хочу передать своим детям — так же как и вы — страну, которая больше не знает равнодушия к живущим в ней людям».
Критика войны во Вьетнаме, призывы восстановить дипломатические отношения с Кубой, требования к Великобритании вывести свои войска из Северной Ирландии, проблемы Индо-Пакистанского конфликта — это был далеко не полный перечень вопросов, к которым Эдвард проявлял интерес. Ричард Никсон испытывал немалую тревогу, опасаясь, что именно Кеннеди станет его соперником на президентских выборах 1972 года. И предпринимал различные меры с тем, чтобы помешать Эдварду принять участие в выборах — устраивал за ним слежку, распространял порочащие Кеннеди слухи… Даже когда сенатор выступал в поддержку инициатив президента — например в вопросе нормализации отношений с Советским Союзом — Никсон испытывал чувство недоверия и подозрительности.
И все же сенатор не мог позволить себе бросить Никсону открытый вызов, не в последнюю очередь из-за постоянных угроз в свой адрес и в адрес своей семьи. «Одно дело, когда ты сам являешься движущейся мишенью, но другое дело, когда ты делаешь мишенью других», — пояснил он.
По количеству писем, в которых ему грозили смертью, Эдвард обогнал всех законодателей и членов правительства. Лишь два человека в Вашингтоне получали больше угроз, чем он — президент и вице-президент США, но такова уж особенность высших должностей в государстве. Людям казалось, вот-вот кто-то выстрелит в сенатора. В газетах то и дело появлялись рассказы о том, как Эдвард вздрагивал и бледнел от резких звуков: автомобильных выхлопов, разрыва карнавальных шутих, треска лопнувших шариков. Правда, он всегда очень быстро брал себя в руки, но все же люди успевали заметить его реакцию. Было известно и о мерах безопасности, предпринимаемых сенатором. Так, в апреле 1970 года он получил приглашение принять участие в церемонии, посвященной годовщине убийства Мартина Лютера Кинга. Тогда он официально отклонил приглашение, сообщив, что отправляется на отдых во Флориду, а затем неожиданно оказался в Мемфисе и принял участие в церемонии.
Постоянная угроза смерти вызывала у американских обывателей какое-то болезненное любопытство. Каково это — жить под вечной угрозой покушения? Что можно чувствовать в подобной ситуации?
Кеннеди отказывался обсуждать с журналистами эту тему. «Угрозы не парализуют его», — утверждал он. Но многие замечали на письменном столе сенатора карманное издание трагедии Шекспира «Юлий Цезарь», книжку, которую явно часто перечитывали, а некоторым даже удавалось заметить помеченный в ней монолог Цезаря:
Трус умирает много раз до смерти,
А храбрый смерть один лишь раз вкушает!
Из всех чудес всего необъяснимей
Мне кажется людское чувство страха,
Хотя все знают — неизбежна смерть
И в срок придет.[32]
Трудно сказать, насколько Шекспир помогал Кеннеди, но он совершенно не помогал его семье. И жена, и дети Эдварда все время боялись, что он может не вернуться в свой дом, который покинул утром. И потому каждый день, как бы Кеннеди не был занят, он звонил домой, давая понять, что он жив и с ним не случилось ничего плохого. У Джоан Кеннеди, измученной постоянным страхом, начался нервный тик. После Чаппакуидикка журналисты часто задавались вопросом, не много ли пьет Эдвард[33], но на самом деле проблема злоупотребления алкоголем и всевозможными лекарствами стала проблемой не сенатора, а его жены.
Красивая и обаятельная Джоан, которая еще недавно любила выступать перед избирателями мужа, как пианистка, и несколько раз выступала с Вашингтонским национальным симфоническим оркестром, читая текст в симфонической сказке С.С. Прокофьева «Петя и волк», все чаще появлялась на людях пьяной. Друзья Эдварда советовали обратиться за помощью к психиатру, но Кеннеди вспылил:
— Да как вы можете?! Джоан не сумасшедшая!
Лишь с большим трудом им удалось убедить сенатора, что психиатр точно такой же врач, как и другие, и способен помочь Джоан справиться с алкоголизмом.
Но и посещения психиатров, и психиатрические лечебницы, скромно именуемые санаториями, очень мало помогали Джоан. Врачи не способны были избавить ее от страха. Тогда они посоветовали ей почаще менять обстановку, и Джоан пользовалась любой возможностью, чтобы уехать куда-нибудь подальше от США. На расстоянии она меньше боялась за мужа.
Нет, Эдвард никак не мог позволить себе роскошь бороться за пост президента, хотя в некоторых штатах избиратели сами вписывали его имя в бюллетени. В результате выдвижение на съезде демократов получил сенатор Джордж Макговерн, которому, однако, так и не удалось обыграть Никсона. Но несмотря на предопределенность победы республиканцев комитет по переизбранию президента развернул бурную деятельность, не последнюю роль в которой играли всевозможные грязные трюки. Одним из таких трюков стала неудачная попытка установить подслушивающую аппаратуру на телефоны в национальном комитете демократической партии в отеле «Уотергейт», акция, на которую первоначально общественность не обратила внимания, но которая в дальнейшем превратилась в национальную психодраму и завершилась отставкой президента Ричарда М. Никсона.
Сам президент был уверен, что Уотергейтский скандал был ловушкой, которую подстроили ему люди Эдварда. Хотя оснований для подобных утверждений не было, Кеннеди имел некоторое отношение к Уотергейту. Еще на ранней стадии скандала он получил анонимную информацию, что люди, совершившие взлом в штаб-квартиру демократов, причастны к убийству президента Кеннеди. Взбешенный связью Никсона с подобными людьми, Эдвард начал расследование. Он был первым сенатором, который организовал слушания по Уотергейту, но когда пришло время назначать председателя специальной комиссии, лидер демократов Майкл Мэнсфилд назначил председателем не его, а сенатора Сэма Эрвина[34]. При всем том Мэнсфилд утверждал, что Эдвард был бы идеальным председателем, но он не может назначить его, так как тот слишком уязвим.
