Вот как достойная дама разбирала и приспособляла к себе времена года; я же, со своей стороны, отношусь с этим вопросом к более опытным мастерам сих дел, и пусть они сами решают, какое из четырех описанных превращений милее и приятнее женщине и ее сердечному дружку.
Теперь же завершаю сие рассуждение, а тому, кто захочет узнать побольше о супружеской неверности и разнообразии рогоношества, посоветую разыскать старинную песенку о рогоносцах, сложенную при дворе тому пятнадцать или шестнадцать лет назад; вот ее припев:
Один рогоносец другого ведет.
Ах, что с ними сталось!
За ними и третий с четвертым идет.
Ах, что за жалость!
Смиренно прошу всех досточтимых дам, коим доведется заглянуть в мою книгу, великодушно извинить меня, коли они сочтут некоторые пассажи чересчур вольными, грубыми или сальными; поверьте, я сам старался, как мог, приукрасить и облагородить мои писания, хотя сочности У них не отнять. Да что говорить: я привел бы здесь куда более пикантные и невероятные истории, коли бы не скромность моя и не боязнь оскорбить тех порядочных женщин, кои возьмут на себя труд и окажут мне честь ознакомиться с этой книгою. Добавлю еще, что случаи, здесь описанные, — не городские и не деревенские байки из жизни подлого и низкого сословия; все они относятся к знатным и достойным особам, ибо я положил себе за правило описывать любовные похождения лишь высокородных персон, коих, впрочем, избегал называть по именам и званиям, а стало быть, ничем и никого не опозорил.
Мужьям желают жены райского обличья,
Чтоб грубые свои утратили тела.
Но только женушка резвиться начала,
Как муж отбросит нимб и оперенье птичье
И вмиг докажет ей, как властна и крепка
Законного хозяина рука.
Еще одно:
Не осуди любвеобильных дам,
Тех, что тайком рога мужьям взрастили.
Святоши им бы этот грех простили,
Богоугодным радуясь делам.
Благое дело — страждущему дать.
Клеветникам здесь нечего сказать.
СТАРИННЫЕ СТАНСЫ О ЛЮБОВНОЙ ИГРЕ, найденные мною в старых бумагах
Любовную игру, что юность занимает,
Сравни с игрой за карточным столом:
Здесь даму только картой прижимают.
Когда ж, пришпоренный азарта жгучим злом,
В триктрак ты сел, не дуйся напролом,
Будь начеку, иначе станет жарко:
Поманит игрока душа его, дикарка,
Бездумно постигать суть сладостных наук.
Того ж, кто банк сорвет с Венериным подарком,
Ждет скорбная игра напастей, бед и мук.
Здесь слово «игра» таит в себе двойной смысл: во-первых, разумеется игра в триктрак, во-вторых, любовная игра с дамою, чреватая тяжкой Венериной хворью и страданиями, ею приносимыми.
РАССУЖДЕНИЕ ВТОРОЕ:
О том, что более всего тешит в любовных делах: прикосновения, взгляды или речи
Вот вопрос в предмете любви, достойный более опытного и основательного исследователя, нежели я сам, а суть его такова: что в любовных делах наибольшее утешение сулит — осязание ли, иначе говоря, прикосновение, любовные ли речи или взгляды? Господин Паскье, без сомнения весьма сведущий в своей юриспруденции (из коей сделал себе профессию), как, впрочем, и в других замечательных гуманитарных науках, разбирает сей предмет в письмах своих, после него оставшихся; однако же в них он чересчур лаконичен, хотя, по моему разумению, будучи столь великолепным оратором, мог бы не скупиться на слова и не лишать нас удовольствия насладиться изящным его слогом; вздумай он подробно развить сию тему и высказать откровенно все, что знал, письма эти оказались бы стократ занимательнее и приятнее.
Главную свою тезу строит он на нескольких старинных виршах графа Тибо Шампанского — автора, с коим я незнаком, если не считать того отрывка, который приводит господин Паскье. Он считает, что сей достойный и храбрый рыцарь былых времен выражает мысли свои весьма красноречиво, — разумеется, не столь элегантно, как нынешние поэты, но, однако, вполне умело и убедительно; впрочем, и сюжет, прекрасный и достохвальный, много помог вдохновению стихотворца, посвятившего свои вирши королеве Бланке Кастильской, матери Людовика Святого; в королеву эту рыцарь был пылко влюблен и состоял с нею в любовной связи. Можно ли упрекнуть в том названную королеву? Дурно ли она поступила? Разве могла она, будучи вполне разумной и целомудренной женщиной, запретить мужчинам любить ее и сгорать от страсти и восхищения пред ее красотою и прочими достоинствами, когда истинное предназначение добродетели и совершенства в том и заключается, чтобы пробуждать любовь? Главное — не идти потом на поводу у того, кто вас любит.
Вот почему не следует дивиться и порицать названную королеву за то, что она была столь горячо любима, и за то, что при ней Францию потрясали раздоры и войны; как говорил один достойнейший человек, раздоры эти происходили в равной мере из-за любви и из-за всяких государственных неурядиц; недаром же во времена отцов наших ходило старинное присловье, гласившее, что «все мужчины до единого вожделели тела безумной королевы».
Уж не знаю, о какой государыне шла речь в сей поговорке; вполне вероятно, что сложил ее именно граф Тибо в отместку за пренебрежение к нему королевы либо из-за ревности к другому, кого предпочли ему самому; как бы то ни было, а любовное разочарование подвигло его на опрометчивые поступки, приведшие к поражению в сих войнах и смутах; так часто случается, когда прекрасная собою или высокородная королева, принцесса или дама начинает править страною и каждый стремится услужить, угодить и потрафить ей, восхвалить и превознести до небес, дабы войти к ней в милость, пользоваться благоволением и вследствие того похваляться, что правишь государством вместе с нею, извлекая из этого выгоду для себя. Я мог бы привести к сему множество примеров, но уж лучше промолчу.
Что же до графа Тибо, то он, как я уже сказал, взялся за описание прекрасного предмета любви своей, к коему взывает о милости в виршах, приводимых господином Паскье; к нему-то я и отсылаю любознательного читателя, не помещая здесь сего отрывка, ибо полагаю это излишним. Достаточно будет высказать свое собственное мнение, а также мнение кавалеров, более меня сведущих в любовном ремесле.
