«Я отплыл из порта Акапулько двадцать третьего марта и плыл до субботы четвертого апреля, когда, за полчаса до рассвета, я увидел в лунном свете приблизившийся к нам корабль. Наш рулевой закричал, чтобы он отошел прочь и не двигался вдоль нашего борта. На это они ничего не ответили, прикинувшись спящими. Тогда рулевой закричал громче, спрашивая их, откуда идет их корабль. Они ответили: „Из Перу“ и что он принадлежал Мигелю Анхелю — это было имя капитана, хорошо известного на указанном маршруте. Отвечавший с того судна человек был испанцем, имя которого я сообщу Вашему превосходительству позже.
Корабль противника держал свою барку возле носа, словно шел у нее на буксире. Неожиданно, в один момент, она зашла к нам с кормы, приказав нам спустить паруса и произведя в нас семь или восемь аркебузных выстрелов.
Мы подумали, что на шутку это не похоже и дело может закончиться плохо.
Со своей стороны мы не оказали никакого сопротивления, так как имели на борту не более шести человек, пробудившихся от сна; поэтому они поднялись на наш корабль с малым риском для себя — так, словно были нашими друзьями. Они никому не причинили вреда, лишь забрали шпаги и ключи у пассажиров. Получив информацию о том, кто находился на борту нашего корабля, они приказали мне отправиться на их корабль, где находился генерал, — и я обрадовался этому, подумав, что у меня будет больше времени, чтобы лучше подготовиться к встрече с Господом. Вскоре мы прибыли туда, где он находился, на очень хороший галеон, вооруженный такой артиллерией, какой я в жизни не видывал.
Я нашел его прогуливающимся по палубе и, подойдя к нему, поцеловал его руку. Он встретил меня весьма любезно, проводил в свою каюту, предложил мне сесть и сказал: „Я друг тех, кто говорит мне правду, но с теми, кто этого не делает, я шутить не люблю. Поэтому вы должны рассказать мне (и это лучший способ добиться моего расположения), сколько серебра и золота везет ваш корабль“. Я сказал ему: „Нисколько“. Он повторил свой вопрос. Я ответил: „Нисколько, только несколько небольших тарелок, которыми я пользуюсь, и несколько кубков — вот все, что есть на корабле“. Он молчал некоторое время, а потом спросил меня, знаком ли я с Вашим превосходительством. Я отвечал: „Да“. — „Есть ли на корабле кто-либо из его родственников или вещи, принадлежащие ему?“ — „Нет, сэр“. — „Ну, ладно, встреча с ним обрадовала бы меня больше, чем все золото и серебро Индий. Вы бы увидели тогда, как должен держать свое слово джентльмен“. Я на это ничего не ответил. Затем он встал и велел мне идти с ним, пригласив меня в каюту, расположенную на корме под палубой, где находилась тюрьма, названная им „кутузкой“. В ней, в самом конце, находился старик. Он сказал мне: „Садитесь, ибо именно здесь вам придется остаться“. Я согласился и собирался уже сесть, когда он остановил меня и сказал: „Я не хочу, чтобы вы утруждали себя этим прямо сейчас, однако мне хотелось бы, чтобы вы сказали, кто этот человек“. Я ответил, что не знаю его. „Хорошо, — сказал он, — тогда знайте, что это — пилот по имени Кольчеро, которого вице-король отправил в Панаму, чтобы сопроводить дона Гонсало в Китай“. Затем он освободил этого пилота из заключения, и мы все вместе поднялись на палубу. Это был тот самый человек, который отвечал нам с галеона, когда нас захватывали. Мы приятно беседовали, пока не наступило время обеда. Он приказал мне сесть рядом с ним и начал давать мне еду из своей тарелки, говоря, чтобы я не волновался, ибо моя жизнь и собственность в безопасности. За это я поцеловал его руку.
Он спросил меня, не знаю ли я, где тут поблизости можно найти воду, добавив, что ничего другого ему не надо и что как только он ее найдет, то сразу же позволит мне продолжить мое путешествие. Я не рискнул просить его о чем-либо в тот момент. Дождавшись удобного случая, я умолял его не принуждать нас снова идти через залив Теуантепек. Он ответил, что посмотрит и что вскоре отпустит меня.
Утром следующего дня — это было воскресенье — он оделся и весьма принарядился, а галеон его был украшен флагами и вымпелами. Он также приказал, чтобы все люди с нашего корабля были переправлены на другой корабль, который он захватил у этого побережья и который предназначался для этой цели… Перед этим он… сказал мне: „Пусть один из ваших слуг пойдет со мной взглянуть на ваши украшения“. Он покинул свой галеон примерно в девять утра и оставался [на нашем судне] до наступления сумерек, осматривая содержимое тюков и сундуков. Из того, что принадлежало мне, он взял очень мало. Действительно, он был весьма учтив. Некоторые безделушки, приглянувшиеся ему, он доставил на свой корабль и дал мне взамен сокола и небольшую серебряную жаровню… Вернувшись к себе на корабль, он попросил у меня извинения за взятые безделушки, заявив, что хочет подарить их жене. Он сказал, что я могу уйти на следующее утро, когда подует бриз, за что я поблагодарил его.
На следующее утро, в понедельник, он отослал назад некоторых пассажиров, которые находились здесь, с их сундуками и был занят этим, пока не пришло время обеда. Он велел накрыть стол, так как ветер усиливался. Когда это было исполнено, он сказал, что хочет взять меня с собой на борт судна. Он велел подготовить шлюп и посадить на него две дюжины лучников. Он вызвал одного из артиллеристов и приказал ему переправить на борт полдюжины пушек. Когда все было готово, он сказал, чтобы я отправился на борт судна вместе с ним. Я так и сделал, и, прибыв к нашему кораблю, он первым поднялся на борт; там, собрав всех наших моряков, он дал каждому горсть монет. Он также дал деньги некоторым другим людям, которые показались ему весьма нуждающимися в помощи. Он распорядился, чтобы один из этих моряков сел с ним на судно, чтобы показать ему, где можно достать воду. Все извинились, заявляя, что они не знают, где можно найти воду, из-за чего он принудил [португальского матроса] Жуана Паскуаля перейти на его шлюп, сказав, что повесит его, если он будет упрямиться. С этим он покинул меня…
Он оставил Кольчеро со мной, после чего поднял паруса. Я узнал, что он везет три тысячи слитков серебра, двенадцать или пятнадцать сундуков пиастров и большое количество золота. Он собирался идти прямо домой, и мне кажется, что ни один корабль, который отправится за ним, не сможет его перехватить…
Этот генерал англичан является племянником (кузеном. — В. Г.) Джона Хокинса; именно он примерно пятью годами ранее взял порт Номбре-де-Дьос. Зовут его Франсиско Драк; это мужчина примерно 35 лет от роду, низкого роста, со светлой бородой; он — один из лучших моряков, бороздящих море, и как навигатор, и как командир. Его корабль — галеон примерно в четыреста тонн, с прекрасным ходом. Он обеспечен сотней людей, все — вольнонаемные, в возрасте, пригодном для несения военной службы, и все — опытные, как солдаты-ветераны из Италии. Каждый несет персональную ответственность за содержание своей аркебузы в чистоте. Он относится к ним с любовью, а они к нему — с уважением. Он везет с собой девять или десять кавалеров, волонтеров из английской знати. Последние принимают участие в заседаниях военного совета, который он созывает по любому поводу, хотя и не нуждается ни в чьих советах. Он с удовольствием выслушивает то, что они говорят, а затем отдает свои приказы. У него нет ни одного любимчика.
