Она хотела развить историю Уни Йельде из сборника «Счастливый возраст» — теперь уже под названием «Фру Йельде» и продолжить сюжетную линию в повести «Фру Воге». Примерно та же тематика занимала ее десять лет назад, когда здесь же, в Лаургорде, она писала «Фру Марту Оули». Обе повести были о современном браке и сопутствующих ему супружеских неверностях, упущенных возможностях и сломанных судьбах. Но прошедшие десять лет существенно изменили взгляд автора на проблему и углубили этическую рефлексию. Общее название было уже придумано — «Осколки волшебного зеркала». С помощью этого образа, взятого из сказки Андерсена «Снежная королева», Унсет хотела описать такой способ мышления, при котором человек все оценивает со своей колокольни. Она задается вопросом, насколько отдельная личность в состоянии определить, что есть добро, а что — зло[292].
Серьезность тематики, судя по всему, угнетала ее, и она то и дело отвлекалась на чтение. Увлечение английской литературой продолжалось — на сей раз пришла очередь Уильяма Теккерея, к изучению творчества которого Унсет приступила со свойственной ей основательностью. Надежно укрытая от действительности деревянными стенами Лаургорда, она наслаждалась чтением, отлично осознавая, что дома за это придется заплатить работой по ночам, если она хочет-таки выпустить книгу осенью. Тем дело и закончилось: днем обычные семейные будни на Синсене, а потом бессонные ночи на кофе и табаке, лишь бы успеть.
Критики ждали очередного шедевра, и поначалу книгу встретили с удивлением. Рецензенты вопрошали, задумывались ли две повести в качестве антитезы друг другу, и если так, с какой целью — чтобы высветлить точку зрения автора? Однако Теодор Каспари, рецензент христианского толка, был готов изменить свое ранее столь негативное мнение о писательнице в лучшую сторону. На его взгляд, этой своей работой Сигрид Унсет продемонстрировала, что «человек нуждается в общем моральном знаменателе, имя которому Бог»[293]. Кристофер Уппдал именует ее достойной наследницей Камиллы Коллетт и Амалии Скрам: «ни одна еще писательница не вступала в мир норвежской литературы так уверенно». От своих традиционно доброжелательных критиков ей пришлось вытерпеть немало упреков. Например, Кристиан Эльстер нашел «Фру Воге» «довольно неинтересной»[294], а Фернанда Ниссен, сравнивая автора с Сельмой Лагерлёф, замечает, что если Лагерлёф слишком приукрашивает жизнь, то «Сигрид Унсет приукрашивает ее слишком мало»[295]. Интересно, задело ли писательницу последнее замечание. Возможно, она тогда уже мечтала о более крупных форматах?
Судьбы главных героинь ее повестей как бы дополняют друг друга — Уни Йельде оставляет творческую карьеру, предпочтя ей мужа и домашние хлопоты, в то время как Харриет Воге, после развода и потери ребенка, без каких-либо иллюзий и надежд вступает во второй брак. Именно она выражает потребность «в общем моральном знаменателе, имя которому Бог».
Никому из критиков не пришло в голову толковать этих героинь как альтер эго самой писательницы и искать детали, на которые ее вдохновила личная жизнь, однако те, кто знал ее поближе, увидели в Уни Йельде многие черты Сигрид Унсет. Конфликт между мечтой о творчестве и требованиями реальности и размышления о самоубийстве как о возможном пути выхода напомнили Сигне о юности сестры. Вообще близкие считали, что и в характере Уни Йельде, и в изображении окружающей ее среды больше автобиографических черт, чем во всем, когда-либо написанном Сигрид. Все понимали, что Сигрид Унсет приобрела новый опыт, на который опирается при создании новых произведений. Устами Уни Йельде она выражает теперь столь хорошо известную ей истину — случается, на мужа не хватает ни сил, ни желания, «особенно когда одновременно надо укладывать спать всех детей»[296]. И хотя ты по-прежнему любишь его, и только его, конфликт между долгом и удовольствием может серьезно нарушить отношения. Героиня Унсет фру Йельде вздыхает: «Какие уж там чувства, времени остается только на жизнь».
Сигрид Унсет не преминула также вставить в повествование эпизоды, связанные с пребыванием в горах, в Селе. А от фру Унсет Сварстад в повестях — опыт болезненных кризисов в совместной жизни. Их вызывают «невольно вырвавшиеся из глубины потрясенной души слова, что, однажды сказав, не вернуть». В последнее время между супругами так часто вспыхивали ссоры, что, казалось, Унсет и Сварстад попали в порочный круг. И если в «Весне» она все же приводит Торкильда и Розу к примирению, а роман тем самым — к счастливому концу, то Уни Йельде остается с мужем и детьми больше из чувства долга и любви к детям, чем потому, что нашла счастье в совместной жизни. Что касается Харриет Воге, то у нее счастья, похоже, вообще не предвидится, ни в первом, ни во втором браке, — разве что в возвышении до общего морального знаменателя, то есть Бога. В повести мы встречаем излюбленный тезис Унсет, который она вкладывает в уста врача Алисы Фальк: «Наше время делает невозможным появление Тристана и Изольды. Не явится к нам дьявол и не предложит на выбор: победить его и испытать удовлетворение, свойственное всему живому при виде поверженного противника, или выбрать счастье обладания чем-то более ценным, чем райские кущи»[297]. В очередной раз Сигрид Унсет выступает с критикой легких решений, присущих современности, в очередной раз выражает недоверие по отношению к любви, что заставляет мать или отца бросить свою семью и детей.
Пока до работы над более крупными произведениями руки просто не доходили. Моссе все чаще билась в судорогах, а Сигрид каждый раз почти что теряла разум от страха. Той осенью главной книгой для читающей Норвегии стал роман «Плоды земли» Кнута Гамсуна. Героиня романа Ингер убивает своего ребенка, родившегося с заячьей губой, — в этой сюжетной линии легко заметить продолжение дискуссии, которую Гамсун вел с Унсет несколько лет назад в прессе. Аргументы Унсет Гамсун без особых изменений вкладывает в уста прокурора[298]. Однако точка зрения самого автора стала гораздо сложнее. Он с сочувствием описывает героиню, пошедшую на «убийство из милосердия». И дает возможность Ингер, после заслуженного наказания, вернуться к нормальной жизни. Возможно, он все-таки прислушался к страстной речи Сигрид Унсет в защиту слабых?
Таким образом, самым продаваемым автором на это Рождество стал Кнут Гамсун. Первое издание «Плодов земли» разошлось с рекордной скоростью. Сигрид Унсет пока и не думала браться за масштабную работу. Той зимой она была полностью поглощена историей не фиктивной, а реальной. В этой истории фигурировал ее собственный ребенок, рожденный, как она теперь понимала, «не таким, как все».
