- Смотрите, а я как раз думала о вас! - засмеялась Марьяна. - Шла и думала: сейчас встречу Ингу.
- Да? - неуверенно поежилась аспирантка. - "Выслеживает, что ли? Ах, нет. Она же спешит на свидание с близорукой спортсменкой..."
- У вас неприятности? - спросила Марьяна.
- Нет, просто голова болит.
- Хотите "тройчатки"? - Марьяна открыла небольшую сумку на длинном ремне.
- Нет-нет, спасибо. Я должна чаем запить, - отстранилась Инга, боясь, что прокурорша почует запах водки. Впрочем, на таком ветру это было сложно.
- Жалко, что вы вчера недолго посидели, - продолжала болтать Марьяна. Ветер дул ей в спину. - Надеюсь, наш медведь доставил вас до самого дома. У вас ведь такой район - бывшая Сухаревка...
"Все знает, чертовка..." - вздрогнула Инга, но ответила любезно:
- Нет, у нас тихо. И родственник ваш очень любезен. Доставил меня в полной сохранности.
- Да? Он неотесан, но в общем, как поют, подходящий. Мой Алеша ему слегка завидует.
"Мой Алеша", - мысленно передразнила Инга. - "Ну и забирайте..." Но вслух сказала:
- Не думаю. По-моему, ваш Алеша всего достиг.
- Что вы?! - улыбнулась Марьяна. - Он, как говорит ваш муж, умрет в президиуме. Так что не всего. Но все равно это не наука, а шкрабство. А я, знаете, больше доверяю талантам. Наш чудак-лейтенант и обскачет доцента.
- Не знаю. Вам виднее. Извините, что-то совсем расклеилась, - и, махнув Марьяне варежкой, Инга спустилась с моста.
Голова у нее действительно разболелась. В аптечном киоске метро она купила пачку анальгина. Тут же рядом продавались открытки с поздравлением к Международному Женскому Дню. Улыбнувшись, Инга купила три штуки и в вагоне метро написала на одной:
"Борис! Просьбу выполнила. Очень трусила, но оказалось совсем просто. Перечла работу и еще раз Вам позавидовала. Подумайте, вдруг Париж стоит мессы и все такое... Может быть, сообразите что-нибудь более для них удобоваримое. Хотелось бы, чтобы у Вас все вышло. Будете в городе звоните. Инга".
Хорошо, что она долго вертела тот конверт в руках и адрес с пятизначной цифрой сам собой запомнился. Выйдя на Комсомольской, она кинула открытку в почтовый ящик и, чтобы не звонить из дому, зайдя в автоматную будку, набрала номер Бороздыки. Долго никто не подходил, а потом старуха-соседка прошамкала, что Игорь с утра не возвращался.
"Ну и ладно. Никуда не денется", - подумала Инга.
- Передайте, пожалуйста, что его блокнот у Рысаковой.
- Ой, не запомню, дочка.
- Ну, все равно. До свидания.
"Позвонить, что ли, Юрке? Попросить прочесть офицерский реферат? Да нет, хватит на сегодня. День насмарку и голова раскалывается", - и, хлопнув дверкой будки, Инга поплелась домой.
7
Она действительно хорошо сделала, что не позвонила бывшему мужу. У того в гостях сидели две новых знакомых и с минуты на минуту должен был появиться доцент. Он уже звонил и его ждали. Его и спиртного.
Попав в глупое положение с этой подвернувшей ногу дурой-переводчицей и опасаясь появления жены, раздраженный Алексей Васильевич махнул рукой на Ингу, перелез через сугроб на каток и потащил переводчицу в раздевалку. Она ехала за ним на коньках и противно хихикала, словно не она, а он подвернул ногу. Она хихикала, а он тащил ее за руку по льду.
- Зачем сердитесь, Алешенька? Сердитесь и надулись, как чижик.
- Крепче держитесь, а то грохнемся, - недовольно бормотал доцент.
- И чего я раньше в ней мог найти? - злился на себя. - Дура и дура. И еще морда обезьянья. Хорошо хоть слепая: Инги не заметила.
- У нас дамский разговор с Марьяшкой, - тараторила переводчица. - Ну и жена у вас, Лешенька! Загадочная личность. Вы ее недооцениваете!
- Надеюсь, - буркнул доцент, втаскивая переводчицу на деревянную ступеньку гардероба "Люкс".
- Я бы вас оставила, Лешенька, но у нас дамский интим.
- Спасибо. Я уже сказал - тороплюсь. Всего доброго. Не падайте больше. Надеюсь, ничего страшного?
Он вышел из душной парной раздевалки на лед, но, опасаясь встретить жену, пошел не к центральным воротам, а к памятному еще по студенческому времени проходу к Горному институту. Выйдя на Калужскую улицу, он позвонил Крапивникову и тот сообщил, что у него сидят два прелестных создания, а он, Алексей, молодец и джентльмен, что его с нетерпением ждут и желательно - с горючим. У Сеничкина оставалось рублей сорок. На Калужской в угловом магазине он хотел купить коньяку, но был только грузинский, как его называли - клоповник. Тогда для оригинальности доцент взял сорокапятиградусный "джин голландский". Порядочные англичане, он знал, джина не потребляют, но виски в советских магазинах не продавалось, да и к тому же джин был не английский, а голландский и уж во всяком случае лучше заурядной "водяры", которую надо пить с закуской, а закуски у Крапивникова не водилось.
На оставшийся червонец он доехал до Никитских ворот, заплатив рубль в рубль. Больше денег не было.
Дамы, сидевшие у Крапивникова, были хоть и не старые, но совсем не очаровательные, как уверял по телефону хозяин. Так, мелкий середнячок. Одна оказалась большой рыхловатой крашеной блондинкой, вторая, менее заметная, была худощавей и привлекательней. Но, в общем, они в содружестве с двумя рюмками джина быстро исправили доценту настроение. Все было достойно и прилично, никакого свального греха и даже просто греха. Крапивников, слегка захмелев, начал применять искушение для дам попроще. Было смешно смотреть, как он, маленький, красноносый, лысый, встал на колени перед огромной рыхлой блондинкой и пугал ее, как малютка-удав огромную крольчиху:
- Бойтесь меня! Я - стихия! Вот я поднимаюсь! Вот я захлестываю вас!..
Сеничкина трясло от смеха, а блондинка и впрямь пугалась. Ее незаметная подруга тоже была взволнована и похоже ревновала.
Вскоре появилось несколько мужчин с закуской, водкой и не очень молодой, но привлекательной женщиной.
- А, товарищ прокурора!
- Привет, товарищу прокурора!
- Салют, прокурорскому товарищу! - пожимали они Сеничкину руки и при этом смеялись. И Крапивников тоже смеялся. Со стороны могло показаться, что они издеваются над доцентом. Но тому это не приходило в голову. Он не верил, что может быть кому-то смешон, и что "товарищ прокурора" - обидная кличка, которую придумал не кто иной, как сам Крапивников, наткнувшись как-то на цитату в толстовском "Воскресении".
- Марьяна - следователь, - сказал Сеничкин.
- Ну, это неважно, - похлопал доцента по плечу Георгий Крапивников и все снова расхохотались. Цитата же из Толстого была такая: "Товарищ прокурора был от природы очень глуп, но сверх того имел несчастье окончить курс в гимназии с золотой медалью и в университете получить награду за свое сочинение о сервитутах по римскому праву, и потому был в высшей степени самоуверен, доволен собой (чему еще способствовал его успех у дам), и вследствие этого был глуп чрезвычайно".
