Ну, и наконец светские женщины, самые чуткие – всем существом своим – ценительницы прекрасного и самые целеустремленные поклонницы необычного.
«Княгиня М.А.Щербатова после чтения у ней поэмы сказала Лермонтову:
– Мне ваш Демон нравится: я бы хотела с ним опуститься на дно морское и полететь за облака. А красавица М.И.Соломирская, танцуя с поэтом на одном из балов, говорила:
– Знаете ли, Лермонтов, я вашим Демоном увлекаюсь… Его клятвы обаятельны до восторга… Мне кажется, я могла бы полюбить такое могучее, властное и гордое существо, веря от души, что в любви, как в злобе, он был бы действительно неизменен и велик».
Все – не столько поняли, сколько почуяли в «Демоне» нечто : непонятную власть, обаяние и влекущую силу.
Это нечто не принадлежало ни небу, ни земле – но было и небом , и землей .
2
Когда вновь и вновь перечитываешь «Демона», ненароком, будто бы само собой появляется чувство, а потом и уверенность, что звучат эти чудесные стихи откуда-то с высоты. Быть может, это ощущение возникает оттого, что мы невольно сопровождаем Демона в его полете и, даже когда он опускается на землю, чтобы проникнуть в келью Тамары, не продолжает ли он свой вечный полет в поднебесье? Ведь и ледяная его обитель потому в горах, что горы сами вознесены над землей, что они ближайшая ступенька к небу.
Лермонтов не мог не создать своего «Демона»: его постоянно раскрывающаяся в могучей силе и сложности творческая натура требовала такого же по широте и мощи героя, – да и вся внутренняя жизнь Лермонтова была полетом меж небом и землей.
« Демон , в греческой мифологии обобщенное представление о некоей неопределенной и неоформленной божественной силе, злой или (реже) благодетельной, часто определяющей жизненную судьбу человека. Это мгновенно возникающая и мгновенно уходящая страшная роковая сила, которую нельзя назвать по имени, с которой нельзя вступить ни в какое общение. Внезапно нахлынув, он молниеносно производит какое-либо действие и тут же бесследно исчезает… Д. непосредственно воздействует на человека, готовит беду, прельщает, насылает беды, зловещие сны. Д. направляет человека на путь, ведущий к каким-либо событиям, часто катастрофическим… Д. приравнивается к судьбе, все события человеческой жизни находятся под его влиянием… Демоны мыслятся также низшими божествами, посредниками между богами и людьми… В римской мифологии Д. соответствует гений . Раннехристианские представления о Д. связаны с образом злой, демонической силы», – сообщает мифологическая энциклопедия.
Уже одно из первых стихотворений юноши Лермонтова называется «К Гению» (1829): он просит любви у своего «неизменного Гения», «хранителя святого», и, обращаясь к любимой, говорит вроде бы о ней:
Ты ж, чистый житель тех неизмеримых стран,
Где стелется эфир, как вечный океан… —
но кажется: ведь это же о самом себе, о своем тоскующем духе, который сам еще не знает себя.
Земной герой, Наполеон, хоть и «дивный», в скором времени потускнеет в его воображении – и явится, пока еще едва очерченный, Демон, которого Лермонтов называет «моим»: одноименное стихотворение, как и первый набросок поэмы, относятся к 1829 году.
Начальная строка, написанная в пятнадцать лет:
Печальный Демон, дух изгнанья… —
так и останется неизменной во всех редакциях поэмы, над которой Лермонтов работал десять лет (1829–1839), а вернее бы сказать – всю жизнь, – и эта первая строка словно камертон задает звук, тон, грезящийся смысл…
В начале 1830 года поэма переписана заново, пространно, сюжет ее уже вполне отчетлив (влюбленный Демон из ревности решает погубить испанскую монахиню), – и тогда же, в 1830 году, в стихотворении «Отрывок» Лермонтов признается:
Хранится пламень неземной
Со дня младенчества во мне.
«Горячность», присущая тому, кто носит имя Михаил, по Флоренскому, «наивысшая ступень богоподобия», свойственная «Архистратигу Небесных Сил», молниевая быстрота и непреодолимая мощь, «мгновенный и ничем не преодолимый огонь, кому – спасение, а кому – гибель», – все это рисует, словно бы с натуры, характер Лермонтова. И потому, наверное, его «пламень неземной» невольно притянул другой пламень, столь же яркий и сильный, но противоположного духовного заряда. Однако ведь, заметим, и пламенного «духа зла» притягивает столь же сильная огненность!..
В новом стихотворении, с повторенным заголовком «Мой Демон» (1831) Лермонтов пророчески пишет о духе, которого стихия – «собранье зол»:
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня,
И ум мой озарять не станет
Лучом чудесного огня;
Покажет образ совершенства
И вдруг отнимет навсегда
И, дав предчувствия блаженства,
Не даст мне счастья никогда.
В 1831 же году написаны две новые редакции «Демона». В первой из них есть посвящение, по всей видимости, обращенное к Вареньке Лопухиной: не она ли навеяла поэту образ испанской красавицы-монахини, которой пленился Демон, и не ее ли тогда же Лермонтов рисовал акварелью в печальном лике испанской затворницы?..
И в самом деле, та неизвестная, кому посвящена поэма («Такой любви нельзя не верить, / А взор не скроет ничего: / Ты не способна лицемерить, / Ты слишком ангел для того!»), очень похожа на деву, покорившую Демона белоснежной чистотой; впрочем, прежде чем он увидел непорочную красавицу, его покорил тихий и прекрасный звук, подобный звуку лютни, и чей-то столь же прекрасный поющий голос, – и «хлад объял его чело», и крыло вдруг онемело и перестало шевелиться:
И – чудо! – из померкших глаз
Слеза свинцовая катится.
А это так необычно для «духа зла»…
Поныне возле кельи той
Насквозь прожженный виден камень
Слезою жаркою, как пламень,
Нечеловеческой слезой.
В посвящении к третьей редакции поэмы Лермонтов напрямую соотносит себя с Демоном:
Как демон, хладный и суровый,
Я в мире веселился злом… —
и, если его роковой герой только мечтает спастись любовью девы, то поэту чудится, что ему это уже удалось:
Теперь, как мрачный этот Гений,
Я близ тебя опять воскрес
Для непорочных наслаждений
И для надежд, и для небес.
«…«Демон» десять лет рос, как из зерна, из первой идеи сюжета, – пишет в Лермонтовской энциклопедии И.Б.Роднянская. – Заставив небесного, но падшего духа полюбить смертную (да еще монахиню, деву, чья чистота священна), Лермонтов в простой и самоочевидной фабуле переплел, «перепутал» между собой две антитезы, философски значимые в романтической картине мира: полярность неба и земли – и контраст мрачной искушенности и гармонической невинности. Причем надзвездное и бесплотное начало оказалось бурным и соблазняющим, а земное – непорочным и таящим надежду на спасение… Отсюда возникает пучок сложных, мерцающих, трудно согласующихся смыслов, которых не могло быть в сюжетах общего с «Демоном» литературного ряда – о «влюбленном бесе» (Ж.Казот), о запредельной любви ангелов к земным девам (Байрон и Т.Мур), о взаимоотношениях добрых и злых, но равно бестелесных существ – «Элоа» А. де Виньи, «Див и Пери» А.И.Подолинского».
