Итак, «разбросанные строки». Именно таким могло быть пушкинское название зашифрованных отрывков. Десятой главы. Чтоб сколько-нибудь успешно восстановить ее текст, надо ясно определить, в чем состояла предварительная работа, что предшествовало разбрасыванью.
Прежде всего, надлежало подобрать «четверки». Менее точно было бы сказать «четверостишия», ведь некоторые «четверки» обходятся без рифм. Иные из «четверок» было предрешено составить вперемежку, привлекая строки из разных мест.
Далее следовало наметить размещение, определить чередование в соответствии с шифровальной таблицей.
Изменить, то есть якобы перепутать, очередность строк и внутри отдельных четверостиший.
Кое-где прибегнуть к подменным смягчениям.
Испортить, исказить некоторые легко запоминаемые места. Чтоб они не бросались в глаза, чтоб не вспоминались, для неузнаваемости, довести их до неузнаваемости. Скажу в скобках: если бы я представил себе лет пятнадцать назад, что постоянно применялся прием «умышленной порчи текста для неузнаваемости» я бы тогда же, пятнадцать лет назад, завершил бы свой поиск.
Последняя – по счету, но не по значению попутная задача: оставить и в своих печатных выступлениях, и в своих черновых бумагах ключевые подсказки. Не для себя, для будущих времен, для потомства.
Из сказанного следует, что не во всех погрешностях нынешнего «академического» текста повинны одни лишь пушкинисты. Нередко остается нераспознанной привнесенная самим Пушкиным умышленная порча, своею рода антилогика.
В этой связи вернемся к пометке «17 окт. 1830». Думается, близка к истине догадка Д. Благого о том, что подпись сделана позже. По его мнению в 1833 году. По нашему предположению еще позднее, в 1835. А «1830» приставлено в качестве укрытия, затрудняющего отгадку. Эту дату не следует принимать во внимание. Она и есть один из примеров умышленной порчи.
Принято считать, что решение загадки содержится в обнародованном в 1910 году «ключе Морозова». С. Бонди справедливо заметил, что в таком ключе не было надобности. Тот же результат достигался, если попросту переставлять рассыпанные стихи, сообразуясь с рифмой.
Не столь важно – как величать эту процедуру. Ее роль ограниченная, вступительная, а ее плод был ошибочно принят за окончательное решение. Сложилось убеждение, что П. Морозов действительно уловил последовательность, в которой следует читать бессвязные наборы стихотворных строк.
Пушкин разместил эти столбики на двух внутренних страницах сложенного пополам листа бумаги. «Ключ Морозова» выясняет, что начало каждой «четверки», или, это почти одно и то же, каждого четверостишия на правой странице, наверху. Всего в этом столбике 16 первых строк.
Вторые строки – их опять-таки 16, там же, внизу
Третьи – на левой странице, наверху.
Четвертые – на левой внизу.
Читая в указанном чередовании, к примеру, седьмые строки каждого из четырех подразделений, получаем на вид осмысленное и правильно зарифмованное, седьмое по счету четверостишие.
За столь примитивную разгадку Морозова принялись восхвалять, а за «простейший», «ребяческий» шифр вместо Морозова порицали… Пушкина! Меж тем Пушкин имел профессиональные навыки условной, секретной переписки. Не удивительно, что он применил куда более сложный, двойной шифр.
К сожалению, дальнейшие восхвалители Морозова не почитали нужным длинное словесное описание «ключа Морозова» заменить на четкую цифровую формулу: «3 4; 1 2».
К этой вступительной формуле, подводящей к отысканию второго ключа, нам предстоит возвращаться. Пока что скажем сразу: истинный ключ – цифровой. Он расположен в форме квадрата. В нем шестнадцать клеточек. В каждой клеточке одна из четырех цифр: единица, двойка, тройка либо четверка. В те времена нередко прибегали к составлению «магических квадратов». Их отличительное свойство: сумма каждого горизонтального ряда и каждого вертикального столбца одна и та же. В данном случае десять. Не исключено, что тут есть доля шутки: ведь цифруется не какая-нибудь, а десятая глава.
Не будем присваивать чужие заслуги. Кто первый сообщил о цифровом ключе? Конечно же, Пушкин!
В начале эссе «Вольтер» (написано и напечатано в 1836 году) поэт оставил подсказку: «Всякая строка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради…»
Отправимся по указанному Пушкиным следу. Приходно-расходные записи собраны в сборнике «Рукою Пушкина». Они исследованы, прямо скажем, поверхностно, мол, с «бухгалтерской точки зрения» интереса не представляют, так как… содержат ошибки в подсчетах!
Среди прочих есть запись о плате за проезд. За 100 верст, до Оренбурга, на 4 лошадях, на сумму 44.0 рубля. К сему читаем комментарий: четыре лошади указаны ошибочно. Согласно чину, Пушкину полагалась тройка… Тут же находим запись, состоящую исключительно из интересующих нас цифр:
44
32
12
Вряд ли найдется читатель, который не сумеет проделать в уме столь несложное вычитание. Зачем Пушкину вздумалось тратить бумагу?
Обратим внимание и на то, что цифры эти расположены не ровными столбиками, а чуть скособочены. И если их прочесть по овалу, снизу вверх и справа налево, получится 21; 3–4. Такой и окажется формула одного из рядов того самого «магического квадрата».
Много лет назад я по своему разумению заполнил шестнадцать клеточек, мое построение вроде бы отвечало всем условиям. Единственный изъян: ключ оказался непригоден, не подходил к данному замку. Чтобы ключ работал, надо было во втором горизонтальном ряду две цифры – тройку и единицу – поменять местами. После чего два вертикальных столбца вместо суммы 10 складывались иначе: 8 и 12. Я не счел возможным приписывать Пушкину подобную неумелость, нарушающую изящество формы. Тогда я еще не додумался до «приема умышленной порчи». Если он применялся к датам, если он применялся к буквам и словам, почему, собственно, он не мог применяться к ключу?
Не таковы ли правила шифровального мастерства? Чем прямолинейней, чем аккуратней будет преподнесена загадка, тем быстрее, без сучка и без зазоринки, будет найдена разгадка.
А теперь глянем еще раз на вышеприведенное вычисление.
«Неправильная» цифра 12 в наличии! В наличии и 8. Если не вычесть, а сложить сумму вертикали: 4+3+1=8!
Значит, «сломанный» образец ключа все ж таки мог оказаться правильным, и напрасно я стеснялся его показывать (хотя втихомолку продолжал им пользоваться). После перемены мест шифр потерял в красоте, но прибавил в сложности.
