Супруг графини с 1763 по 1793 год занимал пост гофмейстера несчастной королевы Элизабет-Кристины, а потому Софи-Мари регулярно появлялась при дворе. От былой красоты, некогда вскружившей голову кронпринцу Августу-Вильгельму, не осталось и следа, она постепенно превратилась в благообразную старушку с румяными щечками, отделанным кружевами и лентами аккуратным чепцом на напудренных волосах и самыми изысканными манерами, слывшую непререкаемым знатоком всех премудростей придворного этикета. Когда в 1793 году скончался ее супруг, поверх чепца в знак траура неизменно набрасывалась черная кружевная шаль. Недаром, когда старший законный сын Фридриха-Вильгельма II, наследник престола, в 1793 году женился на красавице Луизе, принцессе Мекленбург-Штрелиц, овдовевшую графиню фон Фосс приставили к ней гофмейстериной, дабы она обучала эту высокородную, но глубоко провинциальную новобрачную ремеслу «быть королевой». Надо полагать, что графиня Софи-Мари фон Фосс своим проницательным умом на основе длительного опыта пребывания в большом свете постигла во всех тонкостях достоинства, опасности и глубокое лицемерие жизни в этом обществе. Когда деверь попросил ее пристроить свою дочь Юлию при дворе, она без утайки поведала ему, какие угрозы поджидают там неискушенную молодую девушку. Естественно, отговорить родню отказаться от блестящих перспектив, которые, как им казалось, откроются там перед ней, она не смогла, и Юлия стала фрейлиной королевы Элизабет-Кристины, пребывавшей в немилости у своего супруга.
Что касается внешности молодой девушки, то собственная тетка описывала ее следующим образом: «красавица в духе Тициана, стройная и одновременно полнотелая, с роскошными формами и тонкими чертами лица, ослепительная, с кожей мраморной белизны [30]». Историки считают это мнение родственницы слишком пристрастным, поскольку княгине Луизе Радзивилл Юлия не показалась привлекательным созданием: «ей вредило частое покраснение носа и бросавшаяся в глаза неловкость». Тем не менее, из-за великолепных волос с золотистым отливом ее прозвали при дворе Церерой [31]. Выдающийся немецкий писатель Теодор Фонтане, посвятивший Юлии пару небольших глав в своей книге «Странствия по маркграфству Бранденбургскому [32]», рассматривая один из трех ее сохранившихся портретов, написанный пастелью, отметил: «Глаза и цвет лица очень красивые».
Юлии, подобно Фридриху-Вильгельму, была свойственна любовь ко всему английскому и нелюбовь к французскому, в чем ее укоряли главные мемуаристы того времени, начиная с Мирабо. Однако назвать ее англоманкой было нельзя, просто она, по возможности, старалась избегать использования практически обязательного в высшем обществе той эпохи французского языка. Кстати, здесь считаем уместным напомнить, что Фридрих-Вильгельм был англоманом.
История развития любви кронпринца и Юлии фон Фосс, равно как и реакция окружения, очень подробно прослеживается на основании записей в дневнике ее тетушки, являвшейся непосредственной свидетельницей развития этого романа. События в период 1784-85 годов разворачивались ни шатко ни валко.
«Юлия нравится принцу больше, чем мне этого хотелось бы. Он много говорит о ней. Боюсь, что ей не безразлично его восхищение, и она из-за сего чувства сделает себя несчастной».
В декабре 1784 года: «У меня состоялась длительная беседа с принцем, и я заявила ему, что он не имеет права преследовать Юлию своей страстью; я сказала ему, что он лишь сделает ее несчастной, да, я изложила ему полностью свое мнение и высказала правду целиком со всей серьезностью. Он обещал мне изменить свое поведение и делать все, что я захочу. Позже он имел объяснение с Юлией, и, как мне известно, она упрекала его, и вполне справедливо, что он вредит ее репутации непростительным образом. Он вернулся от нее чрезвычайно печальным и убитым. Я еще раз строго сказала ему, что он должен положить конец этой истории…».
Похоже, принц некоторое время сдерживал свое обещание, но ненадолго. Уже весной 1785 года графиня Софи-Мари фон Фосс вновь ощутила повод для беспокойства и записала в дневнике: «Принц опять много разговаривает с Юлией; сие должно быть прекращено. Собственно, я опасаюсь, что она сама не может внутренне отделаться от него». Несколько недель спустя: «Принц опять часто ездит к королеве в Шёнхаузен, и я знаю, что из-за Юлии. Следует совсем удалить Юлию от двора».
1786 год стал решающим в этой истории. Принц постоянно делает обещания пойти на попятный и тут же нарушает их.
Март 1786 года. «Мне жалко принца (не стоит забывать, что он был сыном Августа-Вильгельма, страстно влюбленного в графиню фон Фосс, и новый роман явно воскрешал в ее уме страницы далекого прошлого); но, невзирая на его страсть к Юлии, он не порывает связь со своей так называемой приятельницей (мадам Ритц). Принц приехал в Шёнхаузен на ужин и, похоже, не видел ничего и никого, кроме Юлии».
Апрель 1786 года. «Принц приехал к обеду, после он нашел возможность поговорить со мной. После нескольких слов он потерял самообладание и разразился рыданиями… Принц не в состоянии держать себя в руках, он ревнует и возбуждается, если Юлия отсутствует, или же кто-то приближается к ней. Я напомнила принцу о том, что, похоже, он уже некоторое время забывает, и он вновь дал мне обещание. Однако он очень добр! Дай бог, чтобы он оставался таким, когда станет королем».
Май 1786 года. «Бедный принц, он страшно несчастлив. Сегодня он опять приехал и, когда увидел Юлию, показался таким счастливым! Принц постоянно ездит к королеве, что с сим можно поделать?..Мне кажется, что его страсть с каждым днем все возрастает. Он часто приезжает в Шёнхаузен на целый день и в голове у него только одно».
Графиня Софи-Мари фон Фосс решила, что, возможно, разлука может оказать свое действие, и исхлопотала своей племяннице трехмесячный отпуск, на каковой срок та покинула Берлин. Однако толку из этого не вышло. Кронпринц и Юлия вели активную переписку. И когда та возвратилась, тетушка 15 августа внесла в свой дневник горестное замечание: «Опять все по-старому». Через несколько дней скончался Фридрих II Великий, и кронпринц стал королем. Невзирая на чествование нового монарха и вереницу коронационных торжеств, его чувства не претерпевают никаких изменений. Уже через неделю Фридрих-Вильгельм приезжает в Шёнхаузен и продолжает свои домогательства.
Август 1786 года: «Король часто приезжает в Шёнхаузен и гуляет с Юлией в саду».
Октябрь 1786 года: «Король приехал и хотел поговорить со мной, но он настолько захвачен одной только думой, что ничего другого не слышит и не видит. Я теряю всякое терпение и нахожу его состояние недопустимым и непростительным. Королева очень хотела бы переехать обратно в Берлин, однако король желает, чтобы она оставалась в Шёнхаузене, исключительно из-за его прогулок с Юлией. Я в полной растерянности вследствие возникновения сего совершенно невозможного осложнения!».
Ноябрь 1786 года: «Сия несчастная история все более
