Фыркнула лошадь.
– Кто там?
Двое в полушубках копают землю… Выстрел вверх. Еще выстрел. Испуганная сова слетела с соломы. А у стога схватка. Нет, не четверо дерутся. Один струсил, побежал, утопая по пояс в снегу. Убежал тот, кто сам вызвался караулить. Убежал, оставив товарища… А двое в полушубках швырнули в снег ружье, схватили с саней лом…
– Ну что, кажется, кончено? – хрипло сказал один.
Бандиты прыгнули в сани и хлестнули лошадь… Яма с картошкой не тронута, зато у стога остался лежать окровавленный человек.
Бандиты ошиблись, посчитав, что прикончили сторожа. Человек очнулся и, оставляя кровавый след, пополз к деревне. Навстречу уже бежали колхозники.
– Скорее в погоню. Мы найдем их! Я выстрелила в сани, дробь обязательно следы оставила… – и Антониха потеряла сознание.
Бандитов поймали, а у Антонихи памятью об этой февральской ночи остались рубцы на голове и сломаны ребра.
– Живуча! – глянув на нее, со злобой сказал на суде один из бандитов.
Год 1942-й. Вал огня катился через Дон. От села остались на белой горе одни трубы. Кто не успел переправиться на левый берег, спрятался в погребах. Сидели, не вылезая, потому что небо смешалось со степью: казалось, самая земля горела над Доном. Потом притихло, и на бугре замелькали зеленые куртки немецких солдат. Ночью в крышку погреба на крайней речной улице кто-то осторожно постучал. С фонариком в руках в яму спрыгнул забинтованный, перепачканный гарью молодой лейтенант.
– Мне Антониху… Нас шестьдесят человек. Прикрывали своих. Теперь надо через Дон. Сказали – только вы можете…
Луч немецкого прожектора бьет по верхушкам камышей, скользит по темной, тревожной воде, а под крутым берегом для него – мертвая зона. Тут, тесно сбившись в кучку, сидят шестьдесят израненных и усталых бойцов. Ждут переправы. Все лодки разбиты в щепы. Только у Антонихи в камышах уцелела.
– Сначала поставим мотоцикл и боеприпасы. Перевозить буду сам, – скомандовал лейтенант.
На середине реки прожектор настигает лодку. Гребцы теряют равновесие. Лодка черпает бортом и переворачивается. Солдат с лейтенантом плывут назад, но уже без мотоцикла и боеприпасов…
– Перевозить будет Анастасия Антоновна, – сказал лейтенант, стряхивая воду с одежды. – Первыми пусть садятся раненые.
До рассвета длилась эта переправа…
В 1944 году, когда война уже ушла далеко от Дона, в село заехала машина. Запыленный, увешанный орденами майор разыскивал «Антониху-лодочницу». Антонихи дома не было, а майор, видно, очень спешил. Оставил у соседей мешок с мукой, сахар, полпуда масла, солдатские консервы, сверток парашютного шелка и короткую записку: «Антонихе с благодарностью от знакомого лейтенанта. Жаль, что не застал. Но увидимся непременно – из Берлина заеду».
Может, и не суждено было дойти до Берлина этому майору. А может, жив-здоров, может, и не забыл еще переправу на Дону июньской ночью 42-го.
Год 1946-й. В бредень возле берега попала какая-то занятная вещица – не то замок от орудия, не то прибор какой.
– А что, если мотоцикл достать? – Антониха хорошо помнила место, где перевернулась лодка.
Снарядила бредень. На нижний конец кирпичей привязала, чтобы по дну шел… На третьей проводке бредень зацепился. Опустила Антониха в этом месте камень и по веревке – в воду. Так и есть – мотоцикл.
В ТС выпросила тросик, на берегу из старой гильзы вороток сделала. Целый день потихоньку, чтобы не сломать, раскачивала наполовину затянутую песком машину. Вытащила. В коляске зеленели водоросли, почти как новые лежали патроны и диски от автоматов. Все село сбежалось глядеть.
Два месяца не видели Антониху на реке. Развинчивала, протирала, собирала и снова развинчивала машину, четыре года пролежавшую под водой. Каким чудом изучила ее Антониха, трудно сказать. Только в конце лета, пугая кур и приводя в восторг ребятишек, промчалась она по поселку к лугу и целый день колесила там, изучая повадки «железной лошади», как сама она в шутку окрестила мотоцикл.
Сейчас в селе много и мотоциклов, и велосипедов, и даже у кого-то собственный автомобиль есть.
У Антонихи громоздкая, старого образца военная машина выполняет самую прозаическую работу. Вязанки сена, дрова, грибы, лесные груши и рыбу доставляет она на мотоцикле к дому. Фантастическую картину представляет эта машина. Отовсюду торчат проволоки, накладки, приварки. К мотору пристроена огромная деталь от трактора. Но ездит мотоцикл! Иногда только ребятишкам приходится помогать старухе выталкивать его на гору.
– Много хлопот мне с этой «лошадью», – смеется Антониха. – А бросать не хочется: люблю быструю езду. Да и ноги уже устают. До леса долго идти, а на этом звере я мигом…
При отъезде из села я попросил Антониху подвезти к пристани. Она охотно согласилась…
Честное слово, я не встречал более уверенного водителя. Но почти у самой пристани старенькая машина вдруг зачихала, что-то случилось в ее перебинтованном проволокой организме.
– Ничего, сейчас поправлю, – сказала Антониха, – вам, однако, советую пешком, вдруг я долго.
Я сделал фотографию на память, и мы попрощались.
С палубы парохода я долго глядел на прибрежную улицу: не покажется ли Антониха? Наконец, когда пароход уже сделал разворот у пристани, на дорогу вырулил мотоцикл. Антониха по берегу обогнала пароход и остановилась на пригорке.
Я снял шапку: до свиданья, Антониха, до свиданья, человек хороший.
Фото автора. С. Коротояк. Воронежская область. 7 июня 1959 г.Вчера в редакцию пришли загорелые, обветренные люди. Один достал из чемодана девять круглых коробок.
– Просили прийти, вот мы и явились. Меня Глебом зовут, фамилия – Нифонтов. Я режиссер фильма, а это мой друг, оператор Георгий Хольный. Актеры не смогли прийти – заняты, а другие в лесу живут… – улыбнулся режиссер, – на экране со всеми и познакомитесь.
Девять круглых коробок исчезают в будке киномеханика. Гаснет свет в зале.
…Полтора часа проходят, как десять минут. Аплодисменты. С сожалением смотрим на опустевший экран. А потом, собравшись в тесный кружок, до полуночи слушаем рассказ о том, как снимался этот фильм, как люди с киноаппаратом изъездили тысячи километров, мокли под дождем и жарились на солнце, карабкались по горам и пробирались в тайге, сутками стояли на часах у кинокамеры, чтобы не упустить нужных кадров, подвергались опасности…У людей была хорошая цель – за полтора часа показать зрителям такое, что иной раз и во всю жизнь не увидишь.
Фильм «Звероловы» имеет недостатки. Критики упрекнут его за слабый сюжет. Упрек будет справедливый. Сюжет воспринимается, как либретто к представлению на льду: он почти условно связывает отдельные куски картины. Менее всего в «человеческой линии» фильма удался образ главного героя. Рассказ о том, как из парня-неудачника вырастает смелый зверолов, стандартен и, пожалуй, наивен. И все-таки – аплодисменты.
