Строгая атмосфера в кабинете начальника политотдела насторожила Полякова. Его удивило, что, помимо самого Долина и трех представителей второго управления, присутствовали еще два незнакомых ему офицера[71]: у него возникло подозрение, что они все что-то замышляют против него. Это подозрение усилилось, когда Долин и Сеськин начали вдруг перешептываться. Затем генерал Долин встал и в присутствии остальных офицеров устно изложил содержание справки, доложенной руководству. Покритиковал он Полякова и за авантюристическое предложение о выделении денежных средств на покупку двух машин индийского производства, снабдив их обычными городскими, а не дипломатическими номерами якобы для того, чтобы индийская контрразведка не обращала внимания в транспортном потоке на номера машин военного атташата. Высказал Долин и полное несогласие с предложением Полякова о создании отдельной партийной группы резидентуры ГРУ при парторганизации посольства СССР, а также о необходимости использования в Дели бросовых контейнеров, замаскированных под обычные камни.
— Но это же полный абсурд! — взмахнув рукой, продолжал начальственным тоном генерал-лейтенант Долин. — В условиях Дели нельзя этого делать! В Индии так много бедных и бездомных, что все брошенное или кем-то случайно оставленное на земле мгновенно подбирается. Я однажды это сам наблюдал на улицах Дели…
И тут, неожиданно для всех, с побелевшим от злобы лицом Поляков вскочил со стула и, выражаясь нецензурно, начал обвинять Долина в том, что он не имеет права судить о том, в чем не разбирается. Он так кричал, что в кабинет, приоткрывая дверь, стали заглядывать посторонние. Злобный крик рвался у Полякова из груди так, что он не мог остановиться.
Озлобленность и грубость Полякова привели Долина в шоковое состояние, он побагровел и, опустив голову, почему-то молчал. Это больше, чем кого-либо из присутствовавших, удивляло генерал-лейтенанта Сеськина. О развязности и бестактности Полякова он был наслышан ранее от Леонида Гульева и Анатолия Сенькина, когда те работали с ним в Нью-Йорке. Видя, что разговор может превратиться в большую перепалку, Сеськин, чтобы разрядить обстановку, встал и, покачав головой, возмущенно начал:
— Не делает вам чести, новоиспеченный генерал, вести себя подобным образом! Вы, очевидно, забыли, так я напоминаю вам, что вы находитесь сейчас не в Дели, а в политотделе, который является для всех нас уважаемым местом… Мне очень стыдно за вас, что вы, генерал Поляков, компрометируете это высокое офицерское звание…
Поляков стоял перед ним с нагловатым взглядом прищуренных глаз и нехорошей кривоватой улыбочкой. Злобно сдвинув брови, он хотел что-то сказать, но замялся — внутреннее чутье подсказывало ему: лучше смолчать.
— А что касается критических замечаний и выводов в справке, — продолжал Сеськин, едва удерживаясь от резких выражений, — то все они объективны и справедливы…
— Я уже понял, что вы сговорились с Долиным против меня, но тяжелая артиллерия находится не в ваших, а в моих руках! — вызывающе бросил Поляков.
— Если это даже и так, — парировал Сеськин, понявший его намек на начальника управления кадров Изотова, — то по понятным причинам я на вашем месте предпочел бы об этом не распространяться.
— Боже мой! Какие вы тут все добропорядочные! — огрызнулся Поляков.
— Меня одно удивляет, Дмитрий Федорович, к чему вы разжигаете пожар, в котором прежде всего можете сгореть сами? — снова упрекнул его Сеськин.
— А это мы еще посмотрим, кто из нас первым сгорит! — бесцеремонно отмахнулся Поляков.
Сказав это, он опомнился и раздраженным голосом продолжал гнуть свое, сменив «пластинку»:
— Вот ответьте: почему после присвоения мне генеральского звания все, кому не лень, пытаются пинать меня?.. Вы знаете, а я не люблю быть мячиком!
Сеськин, тоже сменив гнев на милость и как бы отметая сказанное, решил перевести разговор в деловое русло:
— Начальник политотдела и я, как начальник управления, будем и впредь требовать от вас ответственного выполнения заданий Центра по разведывательной деятельности. В шифровках вам не раз указывалось, что необходимо более активно работать по стране главного противника. И сейчас, в присутствии всех, теперь уже в устной форме, я открыто заявляю вам, Дмитрий Федорович, и вашим подчиненным в Дели, что за время работы в Индии вашей резидентуре не удалось получить ни одного ценного документа по США. Ни у кого из резидентов не было столько контактов и разработок американцев, как у вас. Причем, как вы любили подчеркивать, из числа дипломатов и разведчиков…
Начальник управления сделал паузу, припоминая что-то еще. Вспомнив, спросил:
— Если я не ошибаюсь, лично у вас на связи в Бирме и Индии было что-то около семи или даже восьми разрабатываемых американцев, которых вы почему-то называли всегда своими агентами? — И он посмотрел сначала на полковника Кирсанова, потом на Тихонова. — Вы не можете уточнить, сколько их было у него?
— Да, где-то около этого, — подтвердил Тихонов.
— Вы не ошиблись, Александр Сергеевич, — вставил Поляков, обращаясь к Тихонову. — Семь американских дипломатов.
— А ведь мы не раз указывали вам, Дмитрий Федорович, — продолжал Сеськин, — что необходимо в ваших же интересах прекратить контакты с сотрудниками посольской резидентуры США, которые уже пятнадцать лет знают, чем вы занимаетесь за пределами своей страны. Но вы почему-то постоянно пренебрегали нашими рекомендациями и нахваливали их нам…
— Перед отъездом из Индии, — прервал его Поляков, — мною была вам направлена шифровка о том, что контакты с ними я прекратил. — Затем он перевел тяжелый взгляд на молчавшего начальника политотдела и, пережив вспышку ненависти к нему, угодливо-покорным тоном спросил: — Ну как вам нравится все это, Григорий Иванович?! Вы, наверно, рады, что все так обернулось против меня?..
Сеськин ожидал, что уж после этого Долин резко осадит зарвавшегося генерала Полякова, но тот, к его удивлению, не глядя ни на кого, спокойно обронил:
— Ты, Дмитрий Федорович, конечно, человек самостоятельный и смелый… — Потом Долин вдруг помрачнел, чаша его терпения, очевидно, переполнилась, и неожиданно для всех гневно выпалил: — Ты, Поляков, носишь сейчас чужой генеральский мундир! Ты не заслужил его! Ты только позоришь его своим высокомерием и грубостью! — И, стукнув себя в грудь, с некоторой жестокостью в голосе воскликнул: — Смотри, Поляков, чтобы наши с тобой пути-дорожки больше не пересекались! Иначе плохо тебе будет!
— Поживем — увидим, — бросил Поляков и вышел из кабинета Долина.
