Но сердце мое было неспокойно. Первое знакомство Киски с партнерами прошло со скрипом. Леопарды, видимо, Киску не полюбили и в свою компанию не приняли. Это было очень досадно. Ведь она — первая пума в нашем цирке. Да еще такая пригожая. Бедняжке явно не повезло — она попала в «волчью стаю».
Дебют ее прошел успешно, и неделю отработали без особых конфликтов, хотя попытки их завязать были. Но эту робкую разведку я легко пресекал. И все-таки однажды леопард Мерси, вечная забияка, положила начало бедствиям Киски. Звери учуяли, что она не способна к сопротивлению и на ней можно отыграться.
Сначала мои «квалифицированные артисты» набрасывались на Киску, когда пума сидела на тумбе. Бедняжка не защищалась, думая, что с ней играют. Соскочив с тумбы, она перевертывалась на спину и отдавала себя в полную власть драчунов. Но вскоре они «разъяснили» ей свои намерения. По мимолетному взгляду на морды можно было безошибочно предсказать, чего ждать от них в следующее мгновение. Вытянутые головы, прижатые уши, слегка наклоненные вперед тела, лукаво прищуренные, настороженные глаза — они только и ждали, чтобы я перестал их удерживать на месте взглядом.
И действительно, стоило мне отвести взгляд, как они с быстротой молнии оказывались около пумы. Киска же спасалась от разбойников за моей спиной, считая ее самым надежным убежищем. Это стало повторяться на каждом представлении.
Леопарды, разгадав умные уловки пумы, избрали новую тактику нападения. Они стали ловить ее на трюке, в тот момент, когда я поворачиваюсь к зрителям на комплимент. Чтобы пресечь их и здесь, пришлось изменить мизансцену трюка.
Если на нее нападал один, то это служило сигналом для остальных. Иногда бывали дни, когда в погоню за пумой срывалось с мест шесть-семь зверей. Киска была увертлива, и это спасало ей жизнь. Она делала колоссальные прыжки, хитроумные каскады и уходила из-под ударов преследователей.
В клетке воцарялась полная неразбериха, как говорят в цирке, «маленький содомчик». Ничего нельзя было понять: кто, где, зачем? В воздухе мелькали пестрые и черные тела, а среди этого вихря человек успевал только уклоняться от прыгающих безумцев. Такой сумбур продолжался обычно долго. Успокоение наступало постепенно: от усталости, от холодного душа, и все-таки от моих грозных окриков.
Однажды, когда мы работали в Московском цирке, ассистент прозевал роковой момент, не дал вовремя струю воды, и Парис вцепился в горло Киски. Он долго не выпускал пуму, несмотря на все наши усилия. Наконец мы все-таки ее отбили.
После этого у Киски началось воспаление горловины, и она пять дней ничего не ела. Я уже думал — конец. Но, к счастью, на шестые сутки опухоль начала спадать, она стала понемногу есть и выжила. Так жаль было расставаться с нею! Но оставлять ее в номере было жестоко. Я отдал ее в зверинец.
Некоторые объясняли неудачу с пумой тем, что она была в номере… тринадцатой. Это, конечно, шутка. Причина в том, что леопарды и пантеры совместно работали несколько лет и по возрасту были уже такими, когда новые знакомства заводятся туго. Между собой они тоже ссорились, но эта были мелкие семейные перебранки. И вдруг появился чужестранец, да ещё почти не сопротивляющийся. Это ли не благодать!
Киску не поняли и не приняли в свою компанию, а наперекор я идти не решался. Тут можно было и зверя потерять и разрушить номер. Так что полугодовая работа и хорошие результаты были сведены моими пятнистыми партнерами насмарку.
* * *
Постепенно в трудностях повседневной работы я узнавал индивидуальные особенности тигров и, как когда-то на леопардов, составил на них характеристики, которые со временем уточнялись и дополнялись различными нюансами. Вот каковы были мои звери в начале работы.
Раджа. Тигроловы дали ему лирическую кличку подснежник. Но, к сожалению, она не подходит для цирка. Здесь требуется короткое, отрывистое, звучное слово.
Раджа — величественный зверь, энергичный, быстрый, злой, вспыльчивый, агрессивный. Его капризы порой не объяснимы. Не любит, чтобы надоедали ему нежностями, не любит, когда его тревожат даже для уборки клетки.
Только перед одним человеком смиряет он свой гнев и становится до неприличия покорен — перед Елизаветой Павловной. Стоит ей только подойти к клетке и позвать его, как он моментально подскакивает к ней, ложится у самой решетки с выражением полного блаженства и счастья. Смотрите-ка, как умеет кокетничать этакий верзила в триста пятьдесят килограммов весом. Так сморщит морду, такие сделает нежные глаза, еще немножко — и заулыбается. И откуда у него вдруг мягкие, переливчатые стоны берутся!
Елизавета Павловна не может устоять перед такой преданностью; гладит его по загривку, за ухом и, что ему особенно приятно, под шеей. И кажется, не отделяй Раджу решетка, он сам повиснет у нее на шее. Всеми способами Раджа старается подольше удержать около себя свою хозяйку — нежно ворчит, мяукает, даже выпустит когти и поскребет ими пол. Но стоит только Елизавете Павловне отойти от него к другому зверю, как сразу же исчезает все его добродушие. Он злится, принимает воинственный вид и требует немедленного возобновления беседы только с нам и ни с кем больше. Он считает, что, у него особые права на Елизавету Павловну. А я уж вообще не в счет. Если жена обойдет сначала всех зверей, а к Радже подойдет в последнюю очередь, он хотя и позволяет ласкать себя, но сам не проявляет ответной нежности — это его ревнивая месть. Привязанность Раджи к Елизавете Павловне глубокая, настоящая. Бывает, что он так разойдется, что на него уже ничего не действует, а Елизавета Павловна успокоит своего любимца одним словом, даже просто своим появлением.
Впрочем, любовь Раджи к Елизавете Павловне — не исключение. Ее любят все животные, так же как и она их. Они очень скоро находят между собой «общий язык».
Сколько ею выкормлено, вылечено бездомных собак, кошек, птиц, даже орлов. Если нет возможности держать дома или в цирке какую-нибудь облезшую, жалкую, хромую собачонку, то жена подыщет ей где-то укромный уголок или пристроит в каком-то доме и своими ежедневными посещениями с кормом и лекарствами выходит несчастную, а перед отъездом в другой город обязательно найдет людей, которым и передаст на попечение этого пса.
Но, однако, вернемся к Радже. Мои ассистенты зовут его «папой». И не случайно, он — полновластный хозяин в клетке. Его гнева боятся все тигры. Законы тайги по-прежнему для него священны. По праву сильного он своего не упускает.
В ходе дрессировки стало видно, что для Раджи репетиции — нудная повинность. На трюк он не торопится, демонстрируя всем видом, что мой приказ для него не закон, что, работая, он просто делает мне одолжение.