Утренним поездом он прикатил в Петербург. На дворе была оттепель – около нуля, падал мокрый снег, по обочинам тротуаров кисли сугробы. Промочил ногу – видно, сапог где-то прохудился. Забежал к Елизавете Алексеевне, поцеловал в одутловатую дряблую щеку. Выслушал очередную порцию постоянных упреков – в легкомыслии и нежелании стать серьезным человеком, жалобы на здоровье и на скудные поступления из имений.
– Ты надолго в город?
– На три дня, бабулечка.
– Я надеюсь, этот вечер проведем вместе?
– Не сегодня. Завтра – обещаю. А сегодня я приглашен к Лавалям на бал.
– Ну, конечно: надеешься увидеться со Щербатовой.
– Как вы догадались?
– Я давно не видела тебя таким возбужденным.
– Просто я отвык от столичной жизни. Царское Село – все-таки провинция. Жизнь размеренная и неспешная. Один день похож на другой. В Петербурге же все иначе. Жизнь бурлит и все время преподносит сюрпризы.
– Ох, боюсь я твоих сюрпризов, Мишенька.
– Обещаю вести себя чинно-благородно. И высоконравственно.
– Вот болтун. Ну, ступай, балаболка. – Елизавета Алексеевна проводила внука грустным взглядом старого и больного человека.
Днем Михаил заехал к Краевскому, получил второй том «Отечественных записок», вышедший накануне, и просмотрел корректуру «Героя нашего времени». По дороге домой заглянул к Браницкому-Корчаку, тоже поручику лейб-гвардии Гусарского полка и участнику «кружка шестнадцати», попросил одолжить сто рублей до начала марта – времени, когда пришлют деньги из Тархан. Тот ответил, что сам находится в затруднении, но пятьдесят ссудил.
Вечером он отправился на бал к Лавалям. И, едва войдя, сразу увидел Марию Щербатову – на диване, стоявшем между двух вытянутых кверху окон. На княгине был изящный шелковый кринолин, узкий в талии и пышный возле щиколоток, рукава с буфами и открытые плечи, на запястьях – золотые браслеты, на шее – тонкое золотое ожерелье; волосы зачесаны гладко, сзади образуют толстые букли, сверху пришпилены три искусственные розы. Портили ее лишь румяна – немного перестаралась.
Лермонтов приблизился, шаркнул ножкой, поцеловал даме ручку. Мария благосклонно улыбнулась:
– Наконец-то мы встретились. Я уж не чаяла.
– Отчего же?
– Я посещала балы, а вас нет и нет.
– Пропадал на службе. Сегодня вырвался ненароком.
– Слава богу. Ваше присутствие, может быть, избавит меня от де Баранта.
– Надоел?
– О, не то слово. Ходит по пятам – и канючит о милости. Прямо хоть в Москву уезжай.
– Не тревожьтесь, я его осажу.
– Только, пожалуйста, никаких дуэлей.
– Нет охоты мараться.
Вместе прошли в буфетную, попросили принести чаю и бисквитов. Пили и смеялись от удовольствия.
– Я так рад с вами поболтать, Мэри. Вы единственный человек, кто удерживает меня в Петербурге, – так и подмывает написать прошение, чтобы перейти служить на Кавказ.
– Этого еще не хватало! Добровольная ссылка?
– Или избавление от многих проблем. Там мои друзья – Трубецкой, Раевский, Васильчиков и Мартынов; собираются ехать Серж Долгорукий, Фредерикс, Жерве. Даже Монго. Мне ли быть в стороне?
– Вы и так в стороне – ни один из них не имеет таких талантов, как ваши. Божий дар надо сохранять.
Он сказал нарочито небрежно:
– Для чего, коли я не могу жениться на той, кого люблю?
Мария опустила глаза.
– Кто же сия счастливица?
– Вы хотите сказать несчастная?
– Та, которую выбрал Лермонтов, самая счастливая.
– Та, которую выбрал Лермонтов, самая несчастная.
– Отчего?
– Оттого, что несу на плечах проклятие моих предков. Я, как Демон, не могу найти покоя – никогда, ни в чем и ни в ком. Приношу несчастья.
– Потому что не знаете радостей простой и мирной жизни в семье.
– Рад бы в рай, да грехи не пускают.
– Вы рискните.
– Как?
– Предложите своей избраннице руку и сердце – и посмотри́те, что будет.
– Вы так считаете?
– Я уверена.
Михаил задумчиво помешал ложечкой в чашке. Затем проговорил:
– Что ж, извольте. Драгоценная Мария Алексеевна, выходите за меня, коли пожелаете. – И взглянул на нее в упор.
Княгиня залилась краской, но просияла. Розовые губки сложились сердечком. Еле слышно ответила:
– Я согласна, Михаил Юрьевич.
Он оцепенел.
– Извините, не понял?
Она повторила громче:
– Я согласна выйти за вас и стать законной супругой.
– Вы не шутите? – произнес поручик испуганно.
– Нет, нисколько. А вы?
– Я, признаться, сказал это, чтобы испытать вас.
– Испытали. И что же?
– Вас не смущает отношение ко мне вашей бабушки?
– Нет, нимало. Я – вдова, независима, сама решаю свою судьбу.
– А где же мы будем жить?
– Где хотите. Можно снять квартиру, чтобы не зависеть от родичей. Можно уехать ко мне в Малороссию, если вы выйдете в отставку. Там и Мише-маленькому будет лучше.
Лермонтов какое-то время молчал, не зная, что сказать. Затем горестно спросил:
– Значит, вы согласны разделять все мои напасти? Мой несносный характер, вздорный нрав, муки творчества?
Щербатова ответила твердо:
– Да.
И посмотрела на него с умилением.
– Я тебя люблю, Миша.
Он схватил ее за руку.
– Я тебя обожаю, Мэри!
Михаил хотел поцеловать ее, но в этот момент рядом прозвучал голос:
– Что вы позволяете себе, сударь?
Это было сказано по-французски.
Оба вздрогнули и оглянулись: рядом с их столом стоял де Барант. Сын французского посланника продолжил:
– Уберите руки от мадам.
Михаил, продолжая сжимать ладонь Щербатовой, медленно поднялся.
– Кто вы такой, сударь, чтобы мне указывать?
– Я – ваш счастливый соперник.
– Мой счастливый соперник? – поэт рассмеялся. – Перед вашим приходом мы с княгиней объяснились и решили сочетаться узами законного брака.
– Вот как? – усмехнулся француз. – Но вчера Мария обещала выйти за меня.
Лермонтов взглянул на Щербатову. Та пролепетала:
– Это ложь. Ничего подобного не было и в помине.
Отпустив ее руку, он проговорил:
– Сударь, вы лжец и негодяй.
Де Барант насмешливо ответил:
– Если вы не трус и рискнете нарушить запрет царя на дуэли, можете принять мой вызов.
– Я его принимаю.
– В таком случае ждите моего секунданта.
– А вы – моего.
Они коротко раскланялись, и Эрнест удалился. Поэт с пылающими щеками медленно опустился на стул.
Мария прошептала:
– Боже, что вы наделали?
Глядя мимо нее, он отрезал:
– Ничего. Просто защитил вашу честь.
– Честь моя не запятнана, и ее защищать не надо. Поединок не должен состояться.
– Нет, теперь непременно состоится. Я не упущу случая, чтобы продырявить этого мерзавца.
– Я вам не позволю.
– Как сие возможно?
– Заявлю властям, и вас обоих арестуют.
