После вандейского эпизода Жорж Дантес вернулся к отцу в Сульц и нашел его «глубоко удрученным политическим переворотом, разрушившим законную монархию, которой его род служил столько же в силу расположения, сколько в силу традиции». Июльская монархия ко всему прочему сильно подорвала материальное благосостояние семьи Дантесов. На попечении отца шестерых детей Жозефа-Конрада Дантеса оказалась вся его семья, семья его старшей дочери и старшей сестры-вдовы с пятью племянниками. Смерть баронессы Дантес в 1832 году усугубила уныние родного очага.
Жорж Дантес, которого отделяли от тогдашнего правительства политические взгляды его семьи, решил искать службы за границей. Это был обычай, распространенный в то время. Проще всего было устроиться в Пруссии… Благодаря покровительству наследного принца Вильгельма он мог быть принят в полк в чине унтер-офицера. Но для воспитанника Сен-Сирской школы, выходившего из ее стен после двухлетнего обучения офицером, это было бы понижением, и Жорж Дантес отказался. Наследный принц, будущий германский император, женатый на племяннице Николая I, посоветовал Дантесу отправиться в Россию, в которой царь должен был оказать покровительство французскому легитимисту. Рекомендательное письмо принца было адресовано генерал-майору Адлербергу, директору Канцелярии военного министерства, одному из ближайших Государю людей.
Без сомнения, одной рекомендации Вильгельма Прусского было бы достаточно для наилучшего устройства Дантеса в России, но счастливый «несчастный» случай свел его во время долгого путешествия из Берлина в Петербург с бароном Геккереном, голландским посланником при русском дворе. «Дантес серьезно заболел проездом в каком-то немецком городе. Вскоре туда прибыл барон Геккерен и задержался долее, чем предполагал. Узнав в гостинице о тяжелом положении молодого француза и его полном одиночестве, он принял в нем участие, и, когда тот стал поправляться, Геккерен предложил ему присоединиться к его свите для совместного путешествия» (А. П. Арапова).
Барон Луи Борхард де Геккерен родился в 1792 году. Он принадлежал к протестантской семье старинного голландского рода, будучи последним ее представителем. В 1805 году он поступил в морское ведомство гардемарином и служил в Тулоне. Благодаря его службе при Наполеоне I, он сохранил навсегда живую симпатию к французским идеям.
В 1815 году возникло независимое Нидерландское Королевство. Вернувшись на родину, Геккерен переменил род службы на дипломатическую. Сначала он был назначен секретарем нидерландского посольства в Стокгольме, а затем — в 23-м — его перевели в Петербург. Через три года он стал посланником и полномочным министром нидерландским в Петербурге. Он быстро упрочил свое положение при дворе и в 1833 году, уезжая в продолжительный отпуск, удостоился ордена Анны 1-й степени в знак отличного исполнения обязанностей посланника. Среди дипломатов, находившихся в 1830-х годах в Петербурге, барон Геккерен играл виднейшую роль. Что касается самой личности барона, то современники характеризовали его «злым, эгоистом, душевно мелким и пр.». Все эти нелестные эпитеты были даны ему уже после дуэли. Любопытно, что ни князь Вяземский, ни Жуковский — друзья Пушкина и ближайшие свидетели всех событий — не обнаружили стремления сгустить краски в отношении Геккерена.
Наиболее бесстрастную характеристику ему дал барон Торнау, имевший возможность наблюдать Геккерена среди венских дипломатов: «Геккерен, несмотря на свою известную бережливость, умел себя показать, когда требовалось сладко накормить нужного человека. В одном следовало ему отдать справедливость: он был хороший знаток в картинах и древностях, много истратил на покупку их, менял, перепродавал и всегда добивался овладеть какою-нибудь редкостью. Квартира его была наполнена образцами старинного изделия, и между ними действительно не имелось ни одной вещи неподлинной. Был Геккерен умен; полагаю, о правде имел свои собственные, довольно широкие понятия, чужим прегрешениям спуску не давал».
Барон де Геккерен был не женат, своих детей не имел, от собственной голландской семьи отдалился в силу того, что переменил религию. Поддавшись убеждениям своего друга детства герцога де Рогана, ставшего впоследствии кардиналом-архиепископом Безансона, Геккерен принял католичество.
Что касается вопроса сближения барона Геккерена с молодым человеком, то фактическая сторона истории, письма, писанные ими друг к другу, говорят, что их отношения были заботливыми и нежными, как между самыми близкими родственниками. Поистине Геккерен стал в чужих краях отцом родным Дантесу, в чем настоящий отец Конрад Дантес не усомнился и неоднократно свидетельствовал об этом.
В 1834 году барон Геккерен воспользовался своей поездкой в Париж, чтобы посетить Эльзас и познакомиться с Дантесом-старшим. У них завязалась интенсивная переписка, в которой Геккерен сообщал обо всех успехах и продвижениях Жоржа. Именно благодаря встречам и письмам Геккерена к Конраду Дантесу, этот последний не был изумлен, когда голландский посланник, будучи бездетным и последним мужским представителем умирающего рода, попросил у него разрешения передать свое имя молодому человеку, за карьерой которого следил с отеческим благоразумием. Конрад Дантес, таким образом обеспечив будущее старшего сына, надеялся, что его младший Альфонс женится и останется близ него, продолжив род Дантесов, и будет помогать в управлении делами.
После того как согласие членов семьи Геккеренов было изложено в особом акте, король Голландии грамотой от 5 мая 1836 года разрешил барону Жоржу Дантесу принять имя, титул и герб барона Геккерена, как лично для него, так и для его потомства. С высочайшего позволения Николая Павловича соответствующие указания о перемене фамилии Дантеса на Георга-Карла Геккерена были даны Сенату и командиру Отдельного гвардейского корпуса.
К этому времени служебное положение Дантеса сильно укрепилось, в его формуляре значилось: «В слабом отправлении обязанностей по службе не замечен и неисправностей между подчиненных не допускал».
Блистательно складывались дела Дантеса в высшем обществе. Введенный туда на законных основаниях бароном Геккереном, молодой француз быстро завоевал положение. Своими успехами он был обязан и покровительству приемного отца, и бабки Мусиной-Пушкиной, и дальней родни Нессельроде. Но невозможно объяснить карьеру модного кавалергарда только покровительством, большую роль тут сыграли и собственные таланты: остроумие, обаяние, веселый нрав при внешней красоте внушали невольно расположение, которому не могли повредить даже некоторая самоуверенность и заносчивость.
