«Письме» и по «заблуждениям» автора повести относительно единоличных хозяйств, где якобы «разумно используется приусадебный участок», отчего есть возможность и заниматься «торговлишкой». Много в чём попрекнули Фёдора Абрамова «земляки», сделав итоговый вывод: «…не туда нас зовёте, земляк», и предложили «побывать в передовых хозяйствах, изучить их хорошо и написать такое произведение, которое бы помогало нам, воодушевляло. А “вокруг да около” не советуем ходить. Такое хождение несёт в литературу пессимизм и упадничество, не вдохновляет нас, читателей, которым вы обязаны служить и которых так огорчил… Ведь от такого произведения, как очерк “Вокруг да около”, только и обидно за Вас, Фёдор Александрович!»
Поставленная авторами открытого письма земляков в «Правде Севера» цель была достигнута в кратчайшие сроки.
Уже на третий день после публикации ею, как «красными революционными шароварами», уже трясли на состоявшемся в Белом зале Ленинградского дома писателей собрании, от и до посвящённом нашумевшей абрамовской повести.
Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Василий Сергеевич Толстиков, выступая в Смольном на июльском пленуме Ленинградского промышленного обкома КПСС, подверг абрамовскую повесть «Вокруг да около» уничтожающей критике, назвав её вредной и искажающей реальное положение дел в колхозной деревне, наполненной желанием придать чуждым социалистическому обществу частнособственническим, по выражению Александра Рубашкина, инстинктам некую возвышенность. Так Фёдор Абрамов вновь оказался под прицелом не только огульной литературоведческой критики, но и, как тогда, в 1954-м, под «оком» всевидящей партии.
А вот интерес зарубежных издательств, стран «капиталистического лагеря» к повести «Вокруг да около» после её «реабилитации» в СССР в начале 1970-х годов крепко поугаснет. Нет, конечно, она ещё будет некоторое время на слуху, да и «масштабные» рецензии на неё нет-нет да и будут появляться в зарубежной прессе. И даже под занавес уходящего 1965 года под говорящим заголовком «Один день в “Новой жизни”» она будет переиздана в Австрии в одном из венских издательств. Но всё это будет походить на долгое эхо того ажиотажа вокруг повести, что был прежде.
И вот, на пике разгрома «Вокруг да около», проходившего по «всем фронтам», 22 февраля 1963 года принято неожиданное постановление Совета министров РСФСР под названием «О некоторых вопросах развития сельского хозяйства Архангельской области». Оно наделало немало шума в кабинетах архангельских чиновников, заставив их (что бы вы подумали!) обратить пристальное внимание на реальное положение дел в колхозах с позиций немедленного разрешения накопившихся острейших вопросов, о существовании которых прямо указал в своей повести Фёдор Абрамов. В кратчайшие сроки с целью увеличения численности колхозников, укрупнения материальной базы, укрупнения сельхозпредприятий на Пинеге, как и во всей Архангельской области, прошло укрупнение колхозов путём слияния отстающих объединений с более жизнеспособными. Конечно, это был лишь первый шаг в реанимировании колхозной жизни на севере, но, может быть, он и был самым главным и трудным, и без помощи повести Фёдора Абрамова он бы вряд ли состоялся. Конечно, кто-то может и усомниться, высказав мысль о преувеличении роли «Вокруг да около» в принятии важных, а отчасти судьбоносных законов относительно колхозов и колхозников, но тем не менее именно с момента её опубликования по стране действительно прокатилась волна всякого рода правовых новшеств, направленных на улучшение жизни колхозников. И это факт!
И во всей этой нездоровой круговерти, разразившейся вокруг абрамовской повести, изолировать Фёдора Александровича от литературной и в целом общественной жизни было делом немыслимым. Слишком высок был его писательский авторитет в среде литераторов не только отечественных, но и зарубежных.
Член правления Ленинградской писательской организации (в январе 1965-го его кандидатура на отчётно-выборном собрании организации вновь была утверждена большим числом голосов), руководитель секции прозаиков Ленинградского отделения Союза писателей Фёдор Абрамов будет регулярно ездить в творческие командировки по стране, активно выступать перед читателями. В июне 1964-го он в составе писательской делегации примет участие в работе выездного заседания пленума правления Союза писателей РСФСР, которое будет проходить в столице Кубани городе Краснодаре. А годом позже Фёдору Абрамову постановлением секретариата СП СССР протоколом № 52 от 22 декабря 1965 года в связи с проведением симпозиума советских и финских писателей, проходившего в Ленинграде с 20 по 27 сентября 1965 года, в числе других писателей будет объявлена благодарность за активное участие в работе съезда с занесением в личное дело.
Но вот новых абрамовских публикаций, ни в толстых журналах, ни в отдельных книгах, сборниках читатели не увидят.
Успевший выйти в Лениздате в начале 1963 года сборник повестей и рассказов «Белая лодка» будет его единственной книгой на последующие три года. Лишь в 1966 году каким-то чудом в Ленинградском отделении «Худлита» всё же увидит свет его авторский сборник с произведениями, уже хорошо знакомыми читателям, после чего вновь на несколько лет Фёдор Абрамов «выпадет» из издательских планов.
Не отставали от книжных издательств и редакции журналов, как, впрочем, и другой периодики, от которой ещё совсем недавно не было отбоя, не желающие себя «связывать» с Фёдором Абрамовым. Это не было следствием какого-либо негласного запрета или же циркулярного письма свыше и уж тем более порождением «закулисной» редакторской возни. Нет. Всё было гораздо проще. Издательский вакуум, созданный вокруг Абрамова, тогда зиждился лишь на обычном страхе, страхе редакторов быть уличёнными в «общении» с ним. Никто не хотел принимать в редакционный издательский портфель какую-либо новую работу писателя, уже заранее видя в ней «красную тряпку» для власти. Имя писателя Фёдора Абрамова для редакций, наверное, для всех без исключения, стало олицетворением неминуемых проблем со всеми вытекающими последствиями. Даже «Новый мир» по-прежнему осторожничал в общении с ним. Нет, не отталкивал, но и не зазывал под свой кров с новыми публикациями.
А Фёдор Абрамов по-прежнему тянулся к «Новому миру», к журналу, который, по сути, не жаловал его и порой даже, наоборот, отталкивал. Ведь за все годы, начиная с 1954-го, на его страницах не было опубликовано ни одной абрамовской вещи. Без всякого сомнения, была обида и за отвергнутых «Братьев и сестёр». И тем не менее «Новый мир» был для Абрамова «своим» лишь только из-за того, что когда-то, пусть всего лишь один раз, позволил высказать на своих страницах правду, что не могли себе позволить сделать другие издания. А ещё из-за того, что там был Александр Твардовский.
Фёдор Александрович искренне верил в Твардовского, в его честное редакторское слово, в его исключительную порядочность, как и многие другие, боготворил его, и всё же их новая, пусть и недолгая встреча в редакции журнала в январе 1964-го была встречей не редактора и писателя, а встречей обыкновенных людей, хорошо понимавших друг друга и умевших, по меткому выражению самого Абрамова, «идти против ветра».
Вот только Фёдор Абрамов в силу своего характера и обострённого чувства справедливости не умел идти этой дорогой в
