В тот год настоящая миграция саргана началась не ранее первой недели сентября. За двадцать девять минут Эрнест справился с марлином весом двести сорок три фунта. Затем он вытащил полосатого марлина на сто тридцать фунтов всего за три минуты. Рыба была молодой, но сопротивлялась отчаянно.
– Несколько сезонов назад мне требовалось около часа на такую рыбину, – сказал Эрнест.
Насчет большой он признался:
– А с этой я бы боролся по крайней мере два с половиной часа. Их красиво поймали, впрочем, как и остальную рыбу. Просто у нас теперь больше опыта.
Эрнест показал мне несколько писем от читателей «Эсквайра», в которых они сомневались в достоверности его материала. Я видел то, что он делал, и знал о том, что все это чистая правда.
– Почему они так реагируют? – спросил я.
– Это тот тип людей, которые слышат эхо и думают, что порождают звук, – ответил он, – они слышат или читают мои шутки и воспринимают их за чистую монету. Подобно Хейвуду Брауну, который заклеймил меня обманщиком в боксе. Он, вероятно, подцепил эту идею, читая Гертруду Стайн, и эта мысль понравилась ему. Затем он выдавал это как свое умозаключение. Меня это сильно раздосадовало и, скорее всего, на этом еще не закончится. – Эрнест сделал еще глоток и добавил: – Молодой человек, я могу обманывать только так, как это делают писатели-фантасты. Я придумываю ситуации таким образом, что они кажутся правдоподобными. Но ты меня знаешь от и до по рыбалке, охоте, боксу. Я добиваюсь желаемого?
– Как никто другой.
– И мы будем придерживаться этого, Барон. Но я не могу отвлекаться на чье-то злопыхательство и должен продолжать свою книгу. Эта книга дает возможность заработать денег, и это хорошо. Потому что деньги обеспечивают независимость. У меня была возможность заняться бизнесом на Танганьике. Это дало бы детям шанс спокойно расти… Тебе следовало это понять. У меня нет времени беспокоиться об этой позорной чуши. Мне нужно до седьмого пота работать над книгой.
Джейк и я решили отправиться под парусом на Гаити, и Эрнест вышел нас проводить.
– Я поручу нашему агенту уладить ваши таможенные формальности, – сказал он, – думай головой и следи за сохранностью судна. И помни, все время будь наблюдательным. Это школа для писателя.
Вскоре Эрнест отправился в Ки-Уэст пополнить запасы продовольствия и привести в порядок дела. Он вернулся назад в Гавану в конце сентября, чтобы завершить последние главы рукописи книги «Зеленые холмы Африки». Под конец он писал от двадцати до двадцати пяти страниц в день, хотя обычно он делал около пяти ежедневно. Его рукопись составила четыреста девяноста две страницы, и он планировал начать на следующий день новый рассказ.
Поскольку работа над книгой была завершена, даже морские шквалы после полудня не могли удержать Эрнеста от рыбалки. Косяки рыб мигрировали по течению Гольфстрима, и он рассчитывал поймать хорошего марлина. В середине октября он занес инфекцию через рану в указательном пальце правой руки, которая развилась в серьезное заражение крови, что здорово напугало его. Палец сильно вспух, а потом опухоль в нем стала спадать, и осталось общее воспаление. Он печатал письма одной рукой на пишущей машинке, и они были более комичными, чем когда-либо.
Я написал о развитии событий на восточной стороне острова, где у нас возникли противоречия с местными властями. Он в ответ сообщил местные новости. Он сказал, что Джилберт Селдес написал о нем статью в «Эсквайре». Это звучало иронично, поскольку, когда Селдес был редактором издания «Дайл» в Европе, он отверг главы книги Эрнеста «В наше время» и, сделав это, посоветовал ему заняться работой в газете и оставить все иллюзии насчет писательского творчества. Эрнест сохранил то письмо с отказом. Он считал, что оно дает ему хороший удар по ребрам, когда ему это необходимо. Тогда у Эрнеста было что сказать забавного и особенно порочащего. Но его рука болела еще настолько сильно, что приходилось ограничиваться написанием только личных писем. Когда воспаление давало о себе знать, он продолжал отмачивать ее в растворе английской соли.
Ужасный ураган обрушился на южное побережье Кубы. В конце октября Эрнест вернулся на «Пилар» в Ки-Уэст. Он погрузился в работу, помогая своему другу Луису Куинтанилле, испанскому художнику, в организации показа гравюр в галерее Пьера Матисса в Нью-Йорке. Выставка планировалась на ноябрь. Сам Куинтанилла находился в мадридской тюрьме, обвиненный в участии в революционных событиях во время октябрьского восстания. Эрнест написал предисловие к каталогу и поручил Джону Дос Пассосу составить остальной текст. Эрнест оплачивал проведение выставки, и уже профинансировал издание каталогов, которые, по его убеждению, были «чертовски изумительными». В письмах всем своим друзьям он пояснял, что к нему могут отнестись предвзято из-за дружеских отношений с Куинтаниллой, но это лучшие исполненные сухой иглой гравюры, которые он когда-либо видел. Он также оплатил пошлину на гравюры, затраты на рекламу и пообещал приобрести пятнадцать экспонатов, если выставка не обеспечит достаточного объема продаж. Но он беспокоился насчет денег. В течение весны и лета он одалживал из своего резервного фонда нескольким друзьям, но никто из них не вернул обратно.
В ту осень в Ки-Уэст однажды сильно похолодало, что привело к гибели на мелководье многих рыб, от ронки и люцианов до каранкса и альбулы. Но это нисколько не повлияло на спортивную рыбалку на больших глубинах и в водах Гольфстрима. Эрнест уговорил Арнольда Джингрича, и вместе они поймали тунца, рыбу-парусник и большую барракуду. И Арнольд снова решил неотложные финансовые проблемы Эрнеста.
За неделю до Рождества Эрнест отвез Полин и детей в Пигготт, чтобы семья могла отметить там старинный праздник. Но в общем эта зима проходила в работе и беспокойствах. Эрнест хотел помочь Куинтанилле отделаться минимальным сроком. И последствия амебной дизентерии его снова серьезно беспокоили. Он работал над книгой, сокращал и уплотнял текст и решил публиковать по частям в журнале. У него были предложения от издательств «Скрибнерс» и «Космополитен». Приехал Макс Перкинс, но все время его пребывания Эрнест чувствовал себя совершенно разбитым от дизентерии. Лечение с помощью касторового масла, эметина и других медикаментов казалось еще хуже, чем сама болезнь. Но он на полном серьезе сказал Полин:
– Я уверен, что не хочу умереть от болезни, от которой умирал скот в Техасе.
В конце февраля на Кубе вспыхнуло серьезное восстание. Правительственные войска вывели из тюрем более трехсот людей, которых там недолго продержали, и расстреляли их. Эрнест знал некоторых казненных и был очень мрачен. Мои письма с острова, описывающие уличные бои, добавили некоторые подробности и, в этой связи, еще больше беспокойств.
