Все это не может быть случайным — вероятно, одинаковые интересы порождают одинаковые стремления и сходные реакции при выборе путей. Еще раз оказываются нравы индусы, говорящие о формировании кармы по собственным поступкам… Позвольте в качестве новогоднего подарка послать Вам свою последнюю книгу «Лезвие бритвы». Когда будете в Москве, почему бы Вам не позвонить мне и буде у обоих окажется время, зайти ко мне?…»
Я, естественно, при первом же случае воспользовался этим лестным предложением, позвонил, услышал в ответ чуть глуховатый и слегка заикающийся голос Ивана Антоновича: «Ах, это Вы Павел Стефанович? Обязательно сегодня же приходите»… Так начались наши встречи, а затем и дружеская близость, в результате чего Иван Антонович взял с меня слово при каждом моем приезде в Москву ему обязательно звонить и заходить. Выполнение этого обязательства стало приятной традицией, неукоснительно соблюдавшейся мною вплоть до столь безвременной кончины Ивана Антоновича.
Вот каким образом судьба подарила мне целый ряд необычайно интересных вечеров, наполненных яркими и глубокосодержательными беседами о многом, что волнует сейчас геологов и наших сограждан, но об этом я поведаю когда-нибудь в другой раз.
Однако что бы мне хотелось обязательно сказать теперь и что я особенно бережно буду всегда хранить в своей памяти? Иван Антонович Ефремов раз за разом представал передо мной при наших встречах не только большим писателем и ученым, нет! Это ведь дано и многим другим. Иван Антонович обладал еще одним чрезвычайно редким качеством, которое я хочу особо подчеркнуть вновь и вновь: он был мыслителем, а это, как известно, дается людям крайне редко. Да, я имел счастье повстречать на своем жизненном пути человека глубоко чувствовавшего направление развития человеческого общества, стремившегося видеть и переживать его достижения и недостатки, удивительно по-настоящему русского человека и патриота, чрезвычайно заинтересованного в лучшей судьбе нашего Отечества; человека, всегда стремившегося к тому, чтобы наши погрешности (совершенно неизбежные при поисках новых непроторенных путей, когда поневоле приходится использовать метод проб и ошибок) не перерастали бы в наши грехи перед историей и людьми.
Да, Иван Антонович Ефремов был великий гражданин! Все, кто сколько-нибудь внимательно и вдумчиво читал его произведения, должны это хорошо понимать и постоянно об этом помнить. Огромное ему спасибо за то, что он был именно таким, ибо он, безусловно, был одним из украшений мыслящего человечества».
* * *
«Мое знакомство с И. А. Ефремовым состоялось, как и у подавляющего большинства его читателей, через его книги. А точнее, оно началось с «Лезвия бритвы». Книга поразила меня точно выписанными картинами индийских реалий. Будучи специалистом по культуре и этнографии Индии, я всегда с большой опаской читала и читаю описания этой страны в беллетристических книгах, постоянно встречая явно проступающее желание авторов поразить читателя экзотическими картинками, за которыми скрывалось (и, увы! до сих пор часто скрывается) полное незнание жизни индийского народа в любом ее проявлении — от бытовых мелочей до религиозных и философских концепций.
И вот, вернувшись из очередной поездки в Индию, еще храня в памяти совсем свежие впечатления и воспоминания, я встретилась на страницах «Лезвия бритвы» с рассказами о многом, что только что сама видела, о чем только что сама говорила с индийцами.
— Вы давно вернулись из Индии? — было моим первым вопросом, когда мы встретились с Иваном Антоновичем.
— А я там никогда и не был, — ответил он с такой типичной для него усмешкой, как бы окрашенной ожиданием реакции собеседника.
И реакция воспоследовала:
— Вы меня, что называется, разыгрываете, да? Я ведь узнала места, описанные в книге, это Мадрасское побережье, эти храмы и тени Кхаджурахо и многое другое.
— Да не был я там, не был. Но читал. Да, много пришлось прочитать. А потом — работы художников, фильмы… Просто вся эта информация обретает три измерения в нашем сознании. Я вижу все это, совсем реально вижу.
И вот эти слова были ключом ко многому в его творчестве. Он видел. Не выдумывал, а видел. Видел своих звездолетчиков и далекие планеты, видел весь земной шар, все его уголки. Видел, сидя за своим письменным столом, в комнате, где на столе всегда стояла большая пепельница с малахитовым узором, а по стенам на стеллажах книги, книги, книги.
И вечная ему наша благодарность за умение так рассказать нам о том, что он действительно видел во время своих интереснейших поездок и экспедиций, и о том, что он «видел» своим широким и богатым сознанием и чем так щедро делился с нами, своими читателями»
Это написал индолог Н. Р. Гусева, доктор исторических наук, известная читателям своими рассказами и книгами о истории и культуре Индии. В основу ее воспоминаний о И. А. Ефремове положены первые впечатления о индийских главах третьей части романа. Да, Ефремов не был в Индии и Тибете, как и во многих местах Земли, где действуют его герои. Здесь его опыт и личное восприятие заменены мастерством художника. Он не был в Индии, но его интересы и знание географии, геологической и палеонтологической истории Индии и всего полуострова — возможно, части некогда существовавшего Гондванского материка — неизбежно перешли в интересы к сравнительно недавней истории и культуре. Подобная экстраполяция, казалось бы в далекие области знания, составляла особенность его таланта. Все «точно выписанные картины индийских реалий» — ни что иное, как результат его многолетнего интереса к природе, истории и культуре Индии. Тот же самый подход мы видим в его более ранней «Дороге Ветров», где день сегодняшний и день вчерашний человеческой истории соприкасается с прошлым, давно исчезнувшим, но сохранившимся в каменных листах геологической летописи. В прослеживании этой преемственности и связи времен И. А. Ефремов особенно ярко индивидуален как ученый-естествоиспытатель, для которого существует одна наука — история.
В тех же главах романа «Лезвие бритвы» фигурирует таинственная, волшебная Шамбала, страна исполнения желаний. Ефремов словами уважаемого индийского профессора определял Шамбалу как философскую категорию, как символ предела перевоплощений, перевал, высшую точку восхождения и совершенствования. Отсюда более понятна и, можно сказать, близка фраза-эпиграф из той же «Дороги Ветров»: «Научились ли вы радоваться препятствиям?», которая написана на одном из высочайших тибетских перевалов. Она передает разделяемое Ефремовым философское звучание фантастической Шамбалы. Последнее, в свою очередь, более заземленно перекликается с «Белым Рогом» Ефремова, с его философской и жизненной позицией: «Дорогу осилит идущий». Эта позиция в корне отличается от бытующих, порой спекулятивных произведений, где Шамбала становится ареной для развития событий в разнузданно-трафаретном детективном жанре или объектов сомнительного мифотворчества.
