породистых собак и стильной мебели. А один из сотрудников британского посольства в Москве во время войны из-за нехватки мыла регулярно отправлял в Лондон свое грязное белье. Такое положение дел считалось вполне обычным.
Ничего удивительного, что «дипломатической почтой» в Германию отправлялись фотокопии, полученные от немецкого агента Тейлора Кента, а в Москву — расчеты советского «атомного шпиона», видного ученого Клауса Фукса. Более того, тем же путем доставлялись в разведывательные центры детали самолетов, пробы металла, снаряды, кипы печатной продукции и даже двигатели.
Рихард Зорге тоже использовал эти дипломатические порядки, неоднократно пряча свои документы и записи в сейфе экстерриториального немецкого посольства, где они были в абсолютной безопасности. А вот с советским посольством в Токио он не хотел иметь никаких дел. И тут он не допустил ни единой ошибки, ни единого действия, которые свидетельствовали бы о его связи с Советами.
ГЕСТАПОВЕЦ СТАНОВИТСЯ РУЧНЫМ
Рихард Зорге, казалось, был одним из немногих людей в Токио, которые были готовы помогать словом и делом новому полицейскому атташе Йозефу Майзингеру. Тот высоко ценил это и проникся к журналисту симпатией, стал дружить с ним, делиться своими планами, рассказывать о прошлом.
В частности, будучи оберрегирунгсратом [22], он решил по приезде в Токио именовать себя «полковником полиции». Однако за что бы он ни брался, всюду непременно наталкивался на скрытое сопротивление, для него неприятное. Во-первых, лично он был не очень симпатичен, а во-вторых, профессиональные дипломаты и их окружение усматривали в нем не только, как говорится, непрошеного гостя, но и правоверного нациста. А таких они не жаловали.
— Здешние людишки не имеют ни малейшего представления о том, что в действительности происходит, — убеждал Майзингер своего гостя.
— Это точно, — согласился с ним Зорге.
— А ведь наступает решающий момент!
— Абсолютно верно.
Майзингер, человек с бычьей внешностью, упрямыми чертами лица и весьма самонадеянный, поднял свой фужер. Оба выпили.
— Вы настоящий немец, — сказал он, глядя на Зорге. — Почти все другие не более чем лощеные обезьяны.
— Недостаток действия усыпляет, — проговорил Зорге, внимательно смотря на Майзингера, что тот воспринял как уважение. — Если я правильно проинформирован, вы прибыли сюда с фронта.
— Точно, — подтвердил тот.
Зорге, как всегда, располагал надежной информацией. Еще до приезда Майзингера в Токио он просмотрел его личное дело и пришел к выводу, что тот опытный и безжалостный чиновник.
— Я немного почистил Варшаву, это грязное осиное гнездо, — продолжил Майзингер с нескрываемой гордостью. — По всем правилам искусства, как говорится.
Зорге кивнул. То, что не было отражено в личном деле, присланном из Берлина, ему передали из Центра советской разведки через курьера: Майзингер служил в Варшаве начальником полиции безопасности и за свою кровавую деятельность получил прозвище Мясник. Он безжалостно искоренял любое подпольное движение в Варшаве. Его красочные доклады производили в штаб-квартире гестапо в Берлине огромное впечатление.
— Я им там задал жару! — сказал Майзингер, явно довольный результатами своей деятельности. — Но здесь это, по всей видимости, никому не импонирует.
— Мне-то очень! — воскликнул Зорге и осушил фужер.
— Вы понимаете, что к чему, господин доктор!
— Еще бы, — ответил Зорге, состроив гримасу.
Затем испытующе и бесцеремонно огляделся. Увидев в небольшой и узкой жилой комнате еще не раскрытые чемоданы, а в углу гору одежды, сказал:
— Не находите ли вы, господин полковник, что здесь все весьма примитивно?
— Да, я жил в лучших помещениях, — согласился Майзингер. — В Варшаве, например, у меня была целая вилла.
— А в Берлине?
— Тоже.
— И приличный кабинет?
— Конечно же. Я ведь был как-никак начальником отдела еще с тридцать четвертого года. В то время наш посол, будучи еще подполковником, ютился в меблированных комнатах, а я занимал целый этаж.
И в этой части Зорге был достаточно проинформирован. Майзингер относился к числу лиц так называемого «баварского нашествия», порожденного рейхсфюрером СС Гиммлером, и уже тогда занимал высокое положение. В гестапо он возглавлял реферат, контролировавший партийные организации и одновременно наблюдавший за гомосексуалистами и владельцами подпольных абортариев. Зорге находил, что Майзингер весьма подходил для этой дополнительной миссии.
— Знаете, господин доктор, ведь я участвовал в ликвидации путча Рема [23], — похвастался Майзингер.
— Разговоры об этом дошли и сюда, — заметил Зорге.
— Что вы говорите? — спросил с недоверием Майзингер. — И кто же об этом знает?
— Да почти все, господин полковник. Посол тоже об этом недавно упоминал.
— Действительно?
— И даже отозвался с похвалой. Посол признает ваши заслуги, господин полковник.
— Если это так, то это меня радует.
На самом же деле Отт говорил об этом, не желая скрывать от своих сотрудников темные стороны биографии нового полицейского атташе, чтобы они поняли, с кем им придется иметь дело.
— Господин полковник! — начал Зорге, будто бы собираясь отдать должное заслугам человека, сидевшего напротив него. — Полностью исключено, что здесь к вам будет проявлено непочтительное отношение.
— Я очень благодарен, — расчувствовался Майзингер. — Вы же видите, я не выдвигаю никаких необычных требований.
— Вы слишком непритязательны, — вел дальше свою игру Зорге, с трудом оставаясь серьезным.
— Я же солдат, — ответствовал Майзингер с необычной для него скромностью.
— Вы можете вполне полагаться на посла, — добавил Рихард. — Он приветствует ваше появление в Токио. Я знаю это.
— У вас с ним хорошие дружеские отношения, не так ли, господин доктор?
— В той степени, как это возможно с официальным представителем германской империи, — ответил Зорге сдержанно. — В настоящее время он оказывает мне честь своим доверием.
— Я это хорошо понимаю, — кивнул Майзингер.
— Вот почему мне известно, — продолжал сочинять Зорге, — что
