декабре 2016 года коллегия из трех судей рассмотрела дело в Ведомстве по патентам и товарным знакам США в Александрии (штат Вирджиния). Зал заседаний с кафедрой из светлого дерева и простыми столами напоминает зал в тихом провинциальном транспортном суде. Но в день слушания уже в 5:45 утра возле здания начала выстраиваться очередь из сотни журналистов, адвокатов, инвесторов и энтузиастов биотехнологий, в основном похожих на ботаников в очках [255].
Адвокат Чжана открыл слушание, заявив, что главный вопрос состоит в том, “было ли применение CRISPR в эукариотических клетках очевидным” после статьи Даудны и Шарпантье 2012 года [256]. Чтобы доказать, что очевидным оно не было, он подготовил несколько плакатов с утверждениями, которые ранее делали Даудна и члены ее команды. Первое было взято из интервью Даудны журналу химического факультета Беркли: “Наша статья 2012 года стала большим успехом, но была проблема. Мы не знали точно, будет ли система CRISPR-Cas9 работать в клетках растений и животных” [257].
Затем адвокат Чжана привел цитату, которая представляла собой не просто небрежное замечание, а заявление, сделанное Даудной и Мартином Йинеком в статье в журнале eLife, спешно написанной и опубликованной в январе 2013 года. В более ранней статье “упоминалось о многообещающей возможности” применения системы CRISPR для редактирования генома человека, написали они, но затем добавили: “Тем не менее не было установлено, способна ли такая бактериальная система работать в эукариотических клетках”. Адвокат Чжана заявил суду: “Озвученные комментарии, сделанные в то время, противоречат утверждению, что все это было очевидно”.
Адвокаты Даудны возразили, что ее слова просто выдавали в ней осторожного ученого. Это не произвело впечатления на председателя судейской коллегии Дебору Кац. “Существуют ли заявления, – спросила она у адвоката Даудны, – в которых кто-либо выражал уверенность в том, что система будет работать?” Адвокат смог привести лишь утверждение Даудны о том, что существует “реальная возможность” этого.
Опасаясь, что он ведет безнадежную игру, адвокат Даудны сместил акценты. Он отметил, что за шесть месяцев после публикации открытия Даудны и Шарпантье обеспечить работу системы в эукариотических клетках сумели пять лабораторий и это показывает, насколько “очевидным” был этот шаг. Он представил график, на котором демонстрировалось, что все они пользовались хорошо известными методами. “Здесь нет ничего особенного, – сказал он судье. – Эти лаборатории не взялись бы за дело, если бы не ожидали, что с высокой вероятностью добьются успеха” [258].
В конце концов коллегия судей встала на сторону Чжана и Института Брода. “Институт Брода убедил нас, что стороны представили патентоспособно различные объекты изобретения, – постановили судьи в феврале 2017 года. – Данные показывают, что изобретение таких систем в эукариотических клетках не могло быть очевидным” [259].
Сторона Даудны апеллировала к федеральным судам и запустила процесс, который растянулся еще на девятнадцать месяцев. В сентябре 2018 года Апелляционный суд США по федеральному округу признал решение патентного комитета законным [260]. Чжан имел право на свой патент, и коллизии с заявкой Даудны и Шарпантье не возникало.
Однако, как случается во многих сложных делах об интеллектуальной собственности, эти решения не поставили точку в разбирательстве и не позволили присудить Чжану полную победу. Поскольку коллизии между двумя заявками не было, они могли рассматриваться независимо друг от друга, а это значит, что Даудне и Шарпантье также могли выдать патент.
Спор о приоритете патента, 2020 год
Так и произошло. В последних двух предложениях вынесенного в 2018 году решения, утвердившего патент Чжана, Апелляционный суд США подчеркнул важную вещь. “В настоящем деле рассматривались рамки двух заявок и определялось, можно ли считать эти заявки патентоспособно различными, – написала судья. – Состоятельность каждого из комплектов заявок в расчет не принималась”. Иными словами, не было “коллизии” между патентами, выданными Чжану, и патентами, заявки на которые подали Даудна и Шарпантье. Их изобретения можно было считать различными, и потому получить патенты могли обе стороны, а патенты Даудны и Шарпантье при этом могли также обладать приоритетом.
Разумеется, такой итог был бы неряшливым и несколько парадоксальным. Если бы были выданы оба комплекта патентов, которые пересекались бы друг с другом, это противоречило бы решению, что между ними нет коллизии. Но порой жизнь, и особенно жизнь внутри клеток и залов судебных заседаний, оказывается парадоксальной.
В начале 2019 года Патентное ведомство США выдало пятнадцать патентов на базе заявок Даудны и Шарпантье, поданных в 2012 году. К тому времени Даудна сменила ведущего адвоката и наняла на эту должность Эльдору Эллисон, которая обладала опытом, идеально подходящим для эпохи биотехнологий. Она изучала биологию в колледже Хаверфорд, затем занималась биохимией и клеточной биологией в аспирантуре Корнеллского университета и наконец получила юридическое образование в Джорджтаунском университете. Я часто советую своим студентам изучать и биологию, и бизнес, как поступила Рейчел Хорвиц, или и биологию, и право, как Эллисон.
Объясняя мне дело за завтраком, Эллисон проливала свет как на биологические, так и на юридические тонкости и свободно цитировала по памяти мудреные сноски из всяческих научных статей и судебных постановлений. Я пришел к выводу, что Эллисон блестяще справилась бы с работой в Верховном суде, где сегодня не помешал бы хоть один судья, который разбирается в биологии и технологиях [261].
В июне 2019 года Эллисон убедила Патентное ведомство открыть новое дело [262]. В отличие от первого дела, в котором рассматривалась только возможная коллизия патентов Чжана с патентами, заявку на которые подала Даудна, новое должно было разрешить фундаментальный вопрос: которая из сторон первой сделала ключевые открытия. В этом “споре о приоритете” нужно было попытаться установить с помощью лабораторных журналов и других свидетельств, когда именно каждый из заявителей изобрел инструмент для редактирования генома на базе CRISPR-Cas9.
В мае 2020 года на слушании, проведенном по телефону из-за коронавирусных ограничений, адвокат Чжана заявил, что вопрос уже решен: было не “очевидно”, что система CRISPR-Cas9, открытая Даудной и Шарпантье в 2012 году, будет работать в клетках человека, а следовательно, Чжан имел право на патент, поскольку первым продемонстрировал, как обеспечить ее функционирование. Эллисон ответила, что в новом деле рассматриваются другие юридические вопросы. Патент, выданный Даудне и Шарпантье, позволял применять CRISPR-Cas9 во всех организмах, от бактерий до человека. Вопрос, по словам Эллисон, состоял в том, содержала ли заявка на патент, которую они подали в 2012 году, достаточно свидетельств, чтобы показать, что именно они совершили это открытие. Эллисон утверждала, что, хотя экспериментальные данные и были получены при использовании бактериальных компонентов в пробирке, в целом их заявка на патент описывала, как использовать
