– Так пришла слава?
– Да, слава пришла, и приходило столько писем, что В. А. ничего не мог делать, а только сидел и отвечал на них. Скопились целые мешки писем, и он предложил мне отвечать на них. Но я не могла на себя это взять, я лишнего никогда не брала, понимая, что я «негр» и помогаю ему по силам своих возможностей. И даже когда к Солоухину приходили домой молодые поэты, я никогда не вмешивалась, только чаем поила.
– Слава не испортила Владимира Алексеевича?
– Нет, не испортила. Он никогда не был спесив, и круг друзей, к которым он очень хорошо относился, был неизменен, хотя его поклонниками были и Микоян и Фурцева…
– А красивую жизнь Владимир Алексеевич любил?
– Я уже говорила, что он был рожден барином, и это меня всегда удивляло, ведь родом он был из простой крестьянской семьи. Он жил в доме, где с порога шагнешь – и оказываешься в хлеву. Правда, мать его очень любила читать. Она родила десять детей, и все получили высшее образование. Откуда у него эта тяга к красивой посуде, бокалам, салфеткам, я не понимаю. Мы научились разбираться в старинной мебели. Тяжелым грузом из Ленинграда высылали найденную рухлядь, которую реставраторы потом «приводили в чувство».
Потом мы познакомились с Глазуновым и были зациклены на нем пятнадцать лет. От Глазунова мы получили совсем другой взгляд на русскую культуру, литературу, живопись, иконы… Мы стали коллекционерами. Все, что было сделано до 17-го года, не проходило мимо нас, будь то желтая страничка письма или икона. На Севере мы находили иконы, которыми накрывали кадушки с капустой, за три рубля покупали их. Заодно нам предлагали и другую утварь, завалявшуюся в сарае, – самовары, прялки… Все деньги уходили на реставрацию, так что зажиточными людьми мы так и не стали.
После знакомства с Глазуновым Солоухин стал другим. Не знаю, лучше или хуже, но другим. Он стал интеллигентнее, патриотом и даже монархистом. Получал выговоры от Союза писателей (один раз за кольцо, которое он всегда носил, с изображением Николая II) и на две недели был исключен из партии. Но он ничего не боялся и с удовольствием общался с диссидентами, говорил, что ему с ними интереснее, чем с ортодоксами.
– У вас росли две дочки. Как Владимир Алексеевич участвовал в их воспитании?
– Мы всю жизнь слушали его раскрыв рот. В доме был такой ритуал – обед не позднее часа дня. Ужин обязательно в семь. И за этими обедами и ужинами В. А. нам обязательно что-то рассказывал, и о своей будущей книге тоже. Дети слушали его, понимая, что живут рядом с писателем. Мы знали, что с девяти до двенадцати часов и с пяти до девяти вечера папа работает, и все это время ходили на цыпочках. А днем он полностью был предоставлен нам. Таскал детей на шее, когда мы жили в деревне, ходил с ними по грибы-ягоды, зимой водил их на каток. Не знаю, читал ли он тогда Набокова, но говорил: «Детей надо баловать, неизвестно, как дальше сложится их жизнь».
У В. А. никогда не было ни выходных, ни праздников, он работал всегда.
– Вы не жалели, что ваша карьера врача не удалась?
– Никогда не жалела, потому что видела плоды своих трудов. Я, конечно, очень уставала, не ходила, а всегда бегала, чтобы все успеть. Я мыла машину, печатала, читала верстки, делала расклейки, ползая на коленях, чинила дом в деревне, ездила за цементом, кирпичом, гвоздями…
Однажды приехала в Москву моя подруга по Нарьян-Мару. Посмотрела мой список дел, намеченных на день – в нем было двадцать три пункта, – и сказала:
«Вот что, девушка, из этих 23 пунктов тебе надо сделать три, а остальные должен сделать Володя. А ехать сразу в три редакции – в одну за версткой, в другую за расклейкой, в третью к художнику – это уже слишком! Как ты можешь тянуть такой груз? А “спасибо” тебе говорят за это?»
А мне не нужно было «спасибо». Я была рада, что освобождаю В. А. от черной работы, от суеты. И никогда об этом не сожалела, потому что видела плоды своих трудов. Мне важнее всего было, чтобы у него было имя. Так все и получилось. А медицинское образование мне пригодилось, когда родились дети. В доме всегда была стерильная обстановка, и нянь я тоже к этому приучила.
– И все-таки, если не «спасибо», то понимание того, что славе, своему имени Солоухин обязан и вам, было у вашего мужа?
– Конечно. В особенности в последние годы. У нас часто бывали гости, и не было случая, чтобы он не поднимал тост за меня, «хранительницу очага, трудов, помощницу». Мне, конечно, это было приятно, хотя ведь и я рядом с ним стала другой – у меня проснулось чувство языка, вкус к литературе. И некоторые книги В. А. не читал, говорил мне: «Прочтешь и расскажешь, может, потом и я прочту». Он доверял моему вкусу, и он слушал меня, когда я делала ему замечания по рукописи, вмешивалась в творческий процесс. Могла сказать: «Володя, тут очень натуралистично. Надо бы исправить». И он молча уходил, думал, а потом исправлял.
– Вы всегда были уверены в своем муже?
– Мы прожили сорок три года и ни разу не поссорились – некогда было и причин не было. Он мне с первого момента представился чистым человеком. И потом, даже если и были какие-то увлечения, этот его образ я не теряла никогда, он жил во мне. В серьезность его увлечений я никогда не верила, понимая, что как поэту и писателю ему нужны образы. Он очень любил дом и очень радовался, что дождался двух внуков и трех правнуков.
Игорь Померанцев Грибы – источник вдохновения
Владимир Солоухин
– Владимир Алексеевич, какие грибы вы любите больше всего?
– У нас, в средней полосе России, растут, как утверждают научные справочники, двести двадцать пять видов грибов, и только шесть из них ядовитые, так сказать. Я люблю сам процесс собирания грибов. Это связано с тем, что надо идти в лес рано утром. Утром в природе совершенно иное состояние, чем днем. Если вы утро проспите, то его не застанете. Придете, а лес уже иной: в нем душно, и все тени – другие. А тут утренняя роса, прохлада, тишина. Но мы пришли, конечно, не просто посидеть на пеньке, а искать грибы. Вообще, я считаю, что гриб приносит человеку четыре удовольствия. Первое, когда вы его увидите, особенно хороший гриб – боровик, рыжик, груздь. Второе, когда вы его сорвете и убедитесь, что он не червивый. Очень много грибов, несмотря на их красоту, приходится выбрасывать тут же, на месте. Третье удовольствие, когда вы дома начнете разбирать грибы по сортам: которые солить, которые мариновать, которые жарить. И, наконец, четвертое удовольствие – есть грибы. Ну и, конечно, под хорошую настоечку. Можно водочку настоять на смородинном листе, можно – на тмине. И вот гриб под рюмочку – это уже будет самое большое удовольствие.
