Конечно, любопытство порок, но мне так хочется знать, как в этот момент воспринял появление царских лжемощей Владимир Алексеевич. Знаю только одно: он не был очарован, и его позиция – позиция нашей Святой, Соборной и Апостольской Церкви, а потому он не мертвый, а живой для всех нас. И потому можно сказать: «Владимир Алексеевич! Христос посреде нас!» В сердце же своем услышать ответ: «И есть, и будет!» Аминь.
Маргарита Рюрикова Интервью с супругой Владимира Солоухина
– Роза Лаврентьевна, вы девочкой четыре года пробыли в немецкой неволе. Отразилось ли это на вашем характере?
– Я не могу сказать, что это перевернуло всю мою жизнь. Но дело в том, что я всегда очень хорошо училась, и сразу в нескольких школах – в музыкальной и балетной. Я всегда была самоуверенной и гордой девочкой и сознавала, что многое успеваю и мне многое удается. Может быть, эти качества заставили меня и в неволе вести дневники, которые неведомым образом попадали в мой родной город Орел и печатались на страничках Совинформбюро. И еще в Германии я узнала, что после моих писем-дневников ни одного эшелона с русскими рабочими немцам не удалось отправить в Германию. Люди убегали с биржи труда, из-под конвоя на вокзале, из товарных вагонов по пути следования в Германию. А я, тринадцатилетняя девчонка, скованная страхом, голодом и беззащитностью, не смогла этого сделать.
После возвращения из Германии я окончила экстерном школу и, поступив во 2-й Ленинградский медицинский институт, ушла в учебу с головой. Осознание того, что я живу на своей земле, придавало мне необыкновенные силы. А то дикое унижение и бесчеловечное отношение к русским, которое я пережила в Германии, заставило меня осознать себя как личность, еще больше полюбить свою Родину, свой народ. После войны житье было нелегкое, мы совершали много ошибок и несправедливостей, но я все равно считала, что это пройдет, все можно исправить.
Когда я окончила институт, попросила распределение в самую трудную точку: никак не могла забыть, что четыре года работала на немцев, и хотелось отработать для своей страны. Сейчас, наверное, это кажется смешным, но рвение было необыкновенное. И меня послали в Заполярье, на остров Колгуев. Но в Архангельске меня начальство туда не пустило, предупредив, что это очень опасное и тяжелое место. Меня направили в Нарьян-Мар, где я работала детским врачом по четырем специальностям, так как врачей не хватало. Там мое рвение к работе нашло себе применение.
И вот в Нарьян-Мар приехал корреспондент «Огонька» Владимир Солоухин в надежде увидеть белого оленя. Это, конечно, звучит романтично, я на Севере была уже полтора года, но белого оленя так и не увидела. Солоухин поселился в Нарьян-Маре, несколько раз ездил в тундру в погоне за своей сказкой. Наверное, он так бы и уехал, но вдруг начался буран. А что такое северный буран, трудно рассказать. Мы ходили до больницы по веревке, привязанной от столба к столбу, и ветер задирал пальто на головы.
Солоухин ходил три дня по Нарьян-Мару и маялся без работы, пожаловавшись в горздраве, что материал не может передать (телеграф не работал) и вылететь в Москву тоже не может. Ему сказали: «А к нам приехали два молодых врача из Ленинграда, поговорите с ними, время займете».
Начал он нас разыскивать. А мы с ленинградской подругой так много работали, и в разных точках, что найти нас было непросто, и про корреспондента мы ничего не слышали.
И однажды он пришел к нам домой, представился и попросил нас дать ему интервью. Разговаривали мы долго, а утром он неожиданно улетел на местном самолете-«железке».
– Значит, непогода и интервью стали завязкой ваших отношений?
– Да, отношения сразу завязались, и вечером, когда он еще записывал то, что я рассказываю, его последними слова были: «Мы будем вместе». Он все-таки улетел еще севернее, в тундру, прислал мне телеграмму: «Я на Каре, подробности из Москвы». А улетая оттуда, опять телеграмма (она сохранилась у меня): «Пролетел над Нарьян-Маром, подробности из Москвы».
– Как вы отреагировали на слова человека, которого видели впервые, и, наверное, ничего не знали о нем?
– Конечно, они потрясли меня. Я ничего не знала о Солоухине, но в процессе интервью он рассказал мне многие факты своей биографии. Все три дня, что он провел в Нарьян-Маре, сопровождал меня по всем детским пунктам, спорил со мной на педсоветах… А потом устроил вечер поэзии – читал свои стихи.
– И вы поверили словам поэта?
– Поверила. Хотя, знаете, я была влюблена в свою работу, в Север, в северный народ, добрый и благодарный. И, кроме того, у нас был на редкость сплоченный коллектив – все были как одна семья, все поддерживали друг друга. Я совершенно не собиралась покидать Нарьян-Мар. Я ехала туда навсегда с большим багажом: одеялами, кастрюлями и прочей утварью.
– И как же вас уговорили бросить все?
– Владимир Алексеевич видел, как я люблю свою работу, поэтому брал в «Огоньке» внеочередные командировки и прилетал в Нарьян-Мар, хотя в «Огоньке» иронизировали: «Ты становишься специалистом по Северу». Но о Севере он больше очерков не писал. Последний назывался «У нас в Нарьян-Маре», обо мне и моей ленинградской подруге Люсе. Прилетал Владимир Алексеевич раза три: сегодня прилетит, а на следующий день утром улетает, боясь урагана.
– Когда же вы сдались окончательно?
– В первый свой отпуск я должна была лететь в свой Орел через Москву. И мы с В. А. договорились, что, как только разрешат полеты, я сразу же вылечу в Архангельск, а оттуда в Москву. Вылететь из Нарьян-Мара я смогла только на десятый день после условленного срока, и поэтому решила, что в Москве меня уже никто не ждет, я полечу в Орел, а там уже свяжусь с В. А. Я же, провинциалка, не могла и предположить, что В. А. ежедневно звонит во Внуково и все десять дней справляется, есть ли я в списке пассажиров, который передается по пути следования самолета. И не успела я сойти с трапа, как увидела В.А. и оказалась в его объятиях. Я этого не ожидала и даже не представляла, что так может быть. Это было как в сказке.
На второй день мы подали заявление в загс. Но дело в том, что тогда надо было ждать два месяца, а у меня отпуск всего месяц. В. А. брал какие-то справки из «Огонька», какие-то немыслимые объяснительные записки, чтобы ускорить процедуру. И в первую же неделю мы зарегистрировались. Москвы я совсем не знала и даже не успела осмотреться и купить себе свадебное платье. Надела студенческое, правда, белое. Свадьба была в «Арагви», и на ней гулял весь «Огонек». Это было событие – героиня очерка Солоухина стала его женой. После свадьбы мы уехали в Орел.
