«Распоряжение о мерах к сохранению государственного порядка и общественного спокойствия и проведение определенных местностей в состояние усиленной охраны (14 августа 1881 года) предоставляло право политической полиции в 10 губерниях Российской империи действовать согласно ситуации, не подчиняясь администрации и судам. Власти при введении этого законодательного акта в какой-либо местности могли без суда высылать нежелательных лиц, закрывать учебные заведения, органы печати и торгово-промышленные предприятия. Фактически в России устанавливалось чрезвычайное положение…
Но М. Д. Скобелева в то время больше всего интересовала политика России на Балканах, где после Берлинского конгресса значительно укрепила свое влияние Австро-Венгрия. Оккупировав Боснию и Герцеговину, она стала стремиться распространять свое влияние и на другие балканские страны. Австро-Венгрию в ее устремлениях поддерживала Германия. Австро-Венгрия стала пытаться ослабить влияние России на Балканах. Центром борьбы Австро-Венгрии и России стала Болгария.
В результате Русско-турецкой войны 1877–1878 годов после пятивекового турецкого ига Болгария в 1879 году наконец-то обрела свою государственность. В Петербурге для Болгарии была разработана конституция. В духе времени Болгария стала конституционной монархией. По конституции власть правителя Болгарии несколько ограничивалась, зато более широкими полномочиями наделялся глава правительства. Но болгарский престол был вакантным. По Берлинскому договору 1878 года претендент на болгарский престол должен был получить одобрение российского императора.
По рекомендации Александра II, князем Болгарии в 1879 году стал 22-летний гессенский принц Александр Баттенберг, племянник императрицы Марии Алексанровны. В Петербурге рассчитывали, что Болгария будет союзницей России. Вначале болгарский князь проводил дружественную России политику: во главе болгарского правительства он поставил Л. Н. Соболева, на все важные министерские посты назначил русских военных; но затем болгарский князь попал под австрийское влияние. Но Австро-Венгрия не оставила намерений вывести Болгарию из-под влияния России.
С начала 1880-х годов осложняются отношения России с Англией, которая имела свои интересы на Ближнем Востоке. Точки разногласий возникают на Балканах, в Турции, Средней Азии. Также осложняются отношения Германии и Франции, так как оба государства находились на грани войны друг с другом. В этой ситуации и Германия, и Франция стали искать союза с Россией на случай войны друг с другом. 6 июня 1881 года, по инициативе германского канцлера О. Бисмарка, был подписан секретный австро-русско-германский договор, готовившийся еще при Александре II, известный как «Союз трех императоров», который предусматривал благожелательный нейтралитет каждой из сторон в случае, если бы одна из них оказалась в войне с 4-й стороной. В то же время О. Бисмарк втайне от России начал переговоры с целью заключения Тройственного союза (Германия, Австро-Венгрия и Италия) против России и Франции, который предусматривал оказание странами-участницами военной помощи друг другу на случай военных действий с Россией или Францией.
В январе 1881 года, незадолго до банкета, который должен был состояться в Петербурге в годовщину взятия туркменской крепости Геок-Тепе, Михаил Дмитриевич в беседе с И. С. Аксаковым сказал, что на этом банкете он намерен «произнести речь и воззвать к патриотическому чувству России в пользу славян, против которых вооружаются в настоящее время мадьяры».
Действительно, 12 января на банкете в ресторане Бореля в Петербурге, устроенном в честь первой годовщины со дня штурма Геок-Тепе, М. Д. Скобелев взял слово. Тогда, в частности, он сказал:
«Великие патриотические обязанности наше железное время налагает на нынешнее поколение. Скажу, кстати, господа: тем больнее видеть в среде нашей молодежи так много болезненных утопистов, забывающих, что в такое время, как наше, первенствующий долг каждого – жертвовать всем, в том числе и своим духовным, на развитие сил отечества.
Опыт последних лет убедил нас, что если русский человек случайно вспомнит, что он благодаря своей истории все-таки принадлежит к народу великому и сильному, если, Боже сохрани, тот же русский человек случайно вспомнит, что русский народ составляет одну семью с племенем славянским, ныне терзаемым и попираемым, тогда в среде известных доморощенных и заграничных иноплеменников поднимаются вопли негодования, и этот русский человек, по мнению этих господ, находится лишь под влиянием причин ненормальных, под влиянием каких-нибудь вакханалий.
Вот почему прошу позволения опустить бокал с вином и поднять стакан с водою. И в самом деле, господа, престранное это дело, почему нашим обществом и отдельными людьми овладевает какая-то странная робость, когда мы коснемся вопроса, для русского сердца вполне законного, являющегося естественным результатом всей нашей 1000-летней истории. Причин к этому очень много, и здесь не время и не место их подробно касаться, но одна из главных – та прискорбная рознь, которая существует между известною частью общества, так называемой нашей интеллигенцией, и русским народом.
Господа, всякий раз, когда Державный Хозяин русской земли обращался к своему народу, народ оказывался на высоте своего призвания и исторических потребностей минуты. С интеллигенцией же не всегда бывало то же – и если в трудные минуты кто-либо банкротился перед царем, то, конечно, та же интеллигенция. Полагаю, что это явление вполне объяснимое: космополитический европеизм не есть источник силы и может быть лишь признаком слабости. Силы не может быть вне народа, и сама интеллигенция есть сила только в неразрывной связи с народом.
Господа, в то самое время, когда мы здесь радостно собрались, там, на берегах Адриатического моря, наших единоплеменников, отстаивающих свою веру и народность, именуют разбойниками и поступают с ними, как с таковыми!.. Там, в родной нам славянской земле, немецко-мадьярские винтовки направлены в единоверные нам груди…
Я не договариваю, господа… Сердце болезненно щемит. Но великим утешением для нас – вера и сила исторического призвания России.
Провозглашаю, господа, от полноты сердца тост за здоровье государя императора!»
Эта речь Скобелева вызвала широкую огласку не только в самой России, но и в Европе. Правительство Австро-Венгрии высказало свое неудовольствие, расценивая слова Скобелева как вмешательство во внутренние дела империи.
Александр III также неодобрительно отнесся к высказываниям «белого генерала». По его приказу министр иностранных дел Гире принес австрийскому правительству «изъявления своего сожаления по поводу этой застольной речи Скобелева». В «Правительственном вестнике» было опубликовано соответствующее разъяснение.
