Он напряжен, прерывает игру даже там, где все идет хорошо.
— Когда Вадюха, бывало, вел себя так, — заговорила бабушка Наташа, — тетя Ира его — по затылку, по затылку!..
Тетя Ира — сестра бабушки Наташи, преподаватель музыкальной школы. Вадим — ее племянник, учится играть на аккордеоне.
Максим посмотрел на меня, на бабушку Наташу. Потом повернулся к нотам. Минуты две глядел не двигаясь. И затем чисто проиграл только что не дававшийся ему этюд.
— Как видишь, бабушка, у нас без подзатыльников обходится.
Уложил скрипку в футляр. Собрал ноты. И ушел в мою комнату.
СМЕШНОЕ
— Знаешь, папа, как смешно кончается «Золотой теленок»? Остап Бендер говорит — все, с этим надо кончать. Пора начинать трудовую буржуазную жизнь в Рио-де-Жанейро. Куплю плантацию, а Балаганова выпишу в качестве обезьяны. Пусть срывает для меня бананы… Ты понимаешь, папа… Ничего себе — трудовую… буржуазную…
И хохочет. Хохочет вовсю.
НОВОГОДНИЙ СЮРПРИЗ
— У меня есть для тебя сюрприз, — сказал я незадолго до наступления Нового года.
— Какой, папа?
— Мы с тобой на каникулы поедем в Малеевку. Хорошо отдохнем. Побегаем на лыжах. Ты хочешь побегать на лыжах?
— Очень! И поживем там с тобой по-мужски, совершенно вдвоем!
Через два дня, за полторы недели до каникул, Максим вдруг заболел. Грипп. Температура сразу под сорок.
— Вот тебе и Малеевка, папа! — сокрушенно говорил Максим.
— Ничего, сынок. Впереди десять дней до каникул — выкарабкаемся!
Когда у Максима пошло на поправку, свалился я. Тоже грипп.
— Нет, не бывать нам в Малеевке! — сквозь слезы говорил Максим. — Точь-в-точь, папа, как в прошлом году. Помнишь, у нас уже были путевки, а ты свалился с этим же гриппом?..
— Нет, сынок. Прошлый год не должен повториться, — успокаивал я сына. — Я выздоровлю.
Ко времени отъезда мне действительно стало лучше, и мы решили ехать. Когда мы уже добрались до Белорусского вокзала и сели в электричку (а на вокзале у кассы была большая очередь, и я долго не мог взять билет), Максим сказал:
— Сколько ж мы преодолели с тобой, чтобы наконец поехать отдохнуть. В спорте это называется — бег с препятствиями…
ЧИТАТЕЛЬ ГОМЕРА
Пришли в Малеевке в библиотеку. Набросился на книги. Торопливо перебирал одну стопу за другой.
— Возьми «Овод» Войнич. Тебе же фильм нравился.
— Хорошо. И еще вот эти возьму.
Снимает с полки «Илиаду» и «Одиссею» — два толстых тома.
Знаю, он любит исторические вещи, книги о Древней Греции. Раз пять прочитал «Сына Зевса» Воронковой и сотню раз пересказывал мне отдельные эпизоды из жизни великих полководцев древности. Особенно ему нравится «Эхо» — сборник преданий, легенд, сказок всех народов мира. Там были отрывки из «Илиады» и «Одиссеи».
— Послушай, это много на неделю. И вообще рановато тебе читать эти книги. Возьми для начала только «Овод».
— Нет, папа, я прочитаю обязательно.
Вернулись к себе в комнату. Тут же уселся за «Илиаду». Через полчаса взял «Одиссею». Читал-читал — отложил. Задумался.
— Ты прав, папа. Мне это трудно читать пока. Много непонятных слов. Но когда-нибудь я все-таки прочитаю. Ты не жалей, что мы взяли их в библиотеке. Я рад, что хоть в руках их подержал. Понимаешь?..
В ЦАРСТВЕ БЕРЕНДЕЯ
Первая прогулка. Пошли по аллее вдоль глубокого оврага. Лес стоит заколдованный.
— Папа, — тихо сказал Максим, — а я и не знал, что ты привез меня в самое царство Берендея. Я спущусь вниз, папа. А ты подожди меня здесь.
Чуть не кубарем покатился с обрыва. Оглядывался то и дело. Ему, наверное, страшновата эта лесная и снежная таинственность. На дне оврага парок над полузамерзшей речушкой. Постоял Максим. Оглянулся и помахал рукой. И двинулся обратно. Подниматься тяжелее — пришлось несколько раз отдыхать. В беседке сказал откровенно:
— Там немножко страшно. Но я каждый день буду во время прогулки спускаться туда. Это будет моя зарядка. Хорошо?
— Да. А теперь пойдем, я покажу тебе трон Берендея.
Я повел его через пришвинский мостик к пяти березам из одного корня. Они, у самого корня выгнувшись к земле, напоминали кресло. Его-то, по преданию, Михаил Михайлович Пришвин и назвал троном Берендея.
Ныне осталось только две березы. Двух не стало давно. Третья упала недавно и лежит рядом. Недалеко от них — тоже овраг. Сквозь ветви елей и берез пробивалось солнце, и все вокруг искрилось и сверкало.
* * *
На лыжах идем. Снежное поле. Со всех сторон подступает лес. И поле, и лес в сиреневой дымке. Максим останавливается.
— Ты что? Иди, а то замерзнешь, — беспокоюсь я.
— Не замерзну, папа. Давай посмотрим на это чудо, — обводит палкой вокруг себя. — Когда-нибудь я напишу цикл картин «Воспоминания о Малеевке».
* * *
Входим в лес. Березы склонились под тяжестью снега, и мы проходим под ними, как под арками. Таких арок над лыжней много. Максим называет их воротами Берендея и считает, сколько ворот мы пройдем за прогулку.
В березовой роще лыжня разветвляется. Мы всегда шли прямо. Проходили до хмурого осинника. Потом добирались до конца леса и возвращались этой же лыжней. Когда поворачивали обратно, нас всегда манила неведомая для нас лыжня влево.
И сегодня мы решили идти по ней.
Лыжня забирает все левее и левее. Мы подходим к старым елям. Между ними белеют и березы. Ели высокие-высокие.
— Папа, это же башни берендеевского терема, — шепчет Максим. — С них Берендей наблюдает за своим лесным царством. Здорово, правда? Только не говори громко, а то мы его потревожим.
— Хорошо, — шепчу я.
— А ты знаешь, где он? — спрашивает Максим.
— Кто?
— Да Берендей!.. Вон за той толстой елью. Он не слышит нас. Мы же тихо, — объясняет сын.
И правда, кажется, за деревьями действительно кто-то есть.
— Ну, до свиданья, Берендей, мы не будем больше тревожить тебя, — говорит Максим и кланяется «терему». — Но мы еще придем к тебе.
Лыжня, сделав петлю, выходит на нашу привычную дорогу.
За обедом соседу Георгию Ивановичу сказал:
— А мы сегодня с папой были у терема Берендея самого. Вы никогда не были там? Не нашли, да? А мы нашли!
* * *
Вместе с нами на лыжах пошла девочка лет шестнадцати. Знакомые попросили нас взять ее с собой.
Максим шел впереди. Маша за ним. Я замыкал шествие.
Максим без умолку давал всяческие пояснения. Рассказывал о берендеевских воротах и, конечно, повел показать его терем. На спусках часто падал. Маша не могла затормозить и тоже падала, натыкаясь на него. Оба смеялись на весь лес.
