— Нет, погоди, папа. Еще постоим. Еще…
И вдруг я вспоминаю «Зимний дуб» Юрия Нагибина. Рассказываю Максиму, как мальчик, путь которого в школу лежал через лес, зачарованно любовался зимним дубом и опаздывал на уроки.
Когда я закончил пересказ, Максим сказал:
— Тот мальчик, папа… он — мой родственник.
«Я НЕ ХОЧУ ОБМАНЫВАТЬ…»
В школе задали Максиму — сшить сумку и вышить на ней свои инициалы.
Бабушка Груня предлагает помочь внуку в этой работе.
— Нет, бабушка. Я не хочу обманывать Клавдию Васильевну.
— И то правда, внучек, — согласилась бабушка.
Великое дело: не обманывать даже того, кто и знать бы не мог, что его обманули.
О СИНЯКАХ
Купаю его. Смотрю — ноги все в страшных синяках.
— Откуда это у тебя?
— Это шайба, папа. Ты знаешь, как больно, когда ею стукнут!
— На кой же дьявол тогда играть в нее? — не сдержался я. — Ведь могут образоваться надкостницы.
— Папа, а ты припомни, сколько у тебя было синяков? — И хитро, зажмурив один глаз, смотрит на меня. — Что-то я у тебя надкостниц не вижу…
— Ты в чем-то прав, — говорю, — но надо щитки купить тебе, что ли.
— Вот это здорово! — кричит на всю ванную Максим. — У одного мальчишки папа тренер, так у него и щитки, и маска вратарская…
ПО УТРАМ
В классе посадили его у окна.
— Теперь, папа, я буду тебе каждый день махать рукой на прощание.
Так у нас и повелось. Простившись с ним в коридоре школы и пожелав ему хорошего дня, я выхожу во двор, останавливаюсь и вижу в окне второго этажа его вихор. Вижу, как он готовит парту к урокам.
Потом он близко подходит к окну и машет мне рукой. Как-то неистово машет.
И каждый раз меня что-то пронизывает насквозь, становится тяжело дышать. Я машу в ответ и ухожу со двора. Он отходит к самому углу окна, чтоб дольше меня видеть, а я замедляю шаги перед калиткой…
Дай бог мне и в последний мой уход увидеть родные его глаза, родную его ладошку.
НЕ МОЖЕТ ПРОСТИТЬ
Собираемся гулять после ужина.
— И я с вами, — говорит мать.
— Нет, я пойду с папой только, — отрезает Максим.
Весь сегодняшний вечер у них стычки. Максим отвечает резко, даже дерзит. Останавливаю — не прекращает. И вот сейчас опять.
Выходим вдвоем. Поворачиваем на набережную.
— Слушай, — говорю, — Максимка, что с тобой, почему ты последнее время колючий какой-то? Почему ты стал груб с матерью? Если ты не можешь сразу отвечать, не надо. Подумай хорошенько. Разберись в себе и тогда ответь мне.
— Вот не ожидал я, — вздохнул Максим, — не ожидал, что ты меня спросишь об этом… Не ожидал я, что ты такой наивный, папа.
Я молчу. Равняемся с первым шлюзом. Во мгле видна вывеска: «Запретная зона для купания». Максим останавливает меня.
— Так ты хочешь знать, папа, почему я резок с ней? Хочешь? Так вот, — он решительно махнул рукой, — потому что она ни за что оскорбила самого любимого моего человека… Бабушку Груню!.. И ты это, папа, знаешь!..
Перед глазами у меня мгновенно встали сцены семейных раздоров.
Максим поднял сжатый кулак:
— Этого я ей не могу простить. Не могу!
Что отвечать? Что делать?
ПЕРВАЯ СИМФОНИЯ
За пианино.
— Хочешь, папа, я сыграю тебе симфонию, которую я сам сочинил?
— Конечно.
Играет.
И черт возьми, я что-то нахожу в его игре — и вроде бы настроение, и даже какую-то тему. Еще бы! Играет-то сын. Мой сын. И мне конечно же хочется найти это «что-то».
— Хорошо, — говорю, — ты бы записал ее.
— Это мне еще очень трудно, папа. Тут ведь у меня соль субконтроктавы, а я не знаю еще, сколько надо добавочных линеек, чтоб записать эти ноты… Но я скоро все это узнаю и тогда запишу. Подождешь? Ты можешь подождать?..
ПОДГОТОВКА К ЗАЧЕТУ
Готовится к зачету на скрипке. Кое-что не получается так, как хотелось бы. Снова играет, и снова не получается. Садится на диван и чуть не плачет.
— Не волнуйся, — говорю, — у всех музыкантов что-то может не выходить, даже у самых великих. А мы с тобой начинающие. Отдохни, и начнем сначала… Вот послушай стихи, они нам сейчас очень подходят. «Какое б горе мелких неудач, какая бы беда ни удручала, руками стисни горло и не плачь. Засядь за стол и все начни сначала». Понял? Вот так написал Константин Симонов.
— Стихи хорошие, да вот…
Советую заняться чем-нибудь другим, на несколько минут. Уговариваю, с трудом сдерживаясь. Меня ждет своя неотложная работа.
Садится за пианино. Через некоторое время увлекается, что-то фантазирует. Успокаивается.
Потом берет скрипку и хорошо играет и этюд, и концерт Ридинга.
Радостный подходит ко мне.
— Что? — весело спрашиваю я.
— Что-о-о? — говорит, понимая суть моего вопроса. — Ты меня извини, папа.
Обнимает. Отходит к столу, берет шариковую ручку и что-то пишет на поле газеты.
Подхожу. Читаю: «Папа + Максим = Дружба».
ПРАЗДНИЧНЫЙ УЖИН
— Как же, Максимка, мы отметим твой день рождения? — спросил я сына накануне его девятилетия.
— Ты мне что-то хочешь предложить? — ответил вопросом.
— Да, хочу. Чтоб ты пригласил в гости к себе своих одноклассников — Леночку и Олега. Ты ведь с ними дружишь? Пусть они и побудут на твоем празднике.
— Ты будто подслушал мои мысли. Я приглашу ребят.
Вечером 9 декабря ребята были у нас. К их приходу я накрыл стол. Бутерброды, конфеты, яблоки и, конечно, ситро.
В середине ужина я объявил конкурс самодеятельности. Лена и Олег спели. Максим играл на скрипке.
Жюри — мы, взрослые, — объявило, что все исполнители достойны поощрения, что они стали лауреатами конкурса и все награждаются призами. Леночка — Снегурочкой, Олег — пистолетом, Максим — набором «Русские воины».
Затем был торт с девятью свечами. Ребята шумно чаевничали. Перед уходом мы подарили ребятам по книжке.
Расходились веселые.
— Все хорошо, — сказал Максим, когда гости ушли. — Ты все хорошо придумал, папа. Но мне жаль, что у тебя не было ни одного такого дня рождения.
О ПОДЗАТЫЛЬНИКАХ
К очередному экзамену в музыкальной школе повторяет этюд для скрипки.
Присутствует бабушка Наташа, приехавшая на его день рождения.
Максим, чувствую, хочет сыграть как можно лучше. И как часто это бывает при чрезмерности такого желания, ошибается.
Поправляю его. Возвращаю к неважно сыгранным тактам.
Он напряжен, прерывает игру даже там, где все идет хорошо.
