Сценарист Аркадий Инин, нынешний председатель Комитета, вспоминал как-то: «После окончания ВГИКа поступил в Комитет драматургов. Он и только он один на том этапе моей биографии мог дать статус полноправного гражданина общества. Это было чрезвычайно важно: без справки с постоянного места работы ни один человек не мог ни ребенка в школу отправить, ни записаться к врачу в поликлинике. Справка из ПКМД приравнивалась именно к такому документу. Поэтому отношение мое к этой организации самое хорошее.».
Аркадий со всеми его нынешними регалиями, говорят, не жалеет своего времени на эту организацию и сегодня.
А вот признание писательницы Людмилы Улицкой: «В советские времена Комитет драматургов был, может быть, единственной организацией, которая защищала ту маленькую свободу, которая у нас была».
Когда-то для нас, начинающих литераторов, членство в Комитете было спасительным во всех отношениях. Для вступления в творческие Союзы – писателей или кинематографистов – требовались несколько уже осуществленных проектов – пара напечатанных книг или снятых фильмов, что, как правило, не происходило быстро. Между тем в Советском Союзе, не работая, можно было запросто угодить за решетку. Меня, например, утверждая характеристику для поездки на пару недель на море в Болгарию, долго допрашивали на «выездной комиссии» в районном комитете КПСС – где же я, в конце концов, работаю. Ответ – «я пишу» – вызывал у заседающих в комиссии немолодых «представителей трудящихся» одновременно смех и плохо скрываемое возмущение. Осознание того обстоятельства, что работой может быть не только фрезеровка деталей на заводском станке, было выше их интеллектуальных возможностей. Бедный Бродский, привлеченный к ответственности за тунеядство в своем Ленинграде, когда-то всерьез пытался доказать, что сочинение им стихов есть тоже некий труд.
В этих условиях удостоверение Комитета драматургов становилось на долгие годы спасением для многих творческих людей. Кроме того, когда становилось финансово совсем невмоготу, можно было, оформив бюллетень и представив справки о полученных за год гонорарах, получить через Литфонд СССР выплату, доходящую до десяти рублей за день нетрудоспособности, – деньги по тем временам очень большие. Мне это часто и здорово помогало.
В стране тотального дефицита претендовать на ограниченные материальные блага могли лишь трудовые коллективы и общественные организации. Но поскольку желающих был переизбыток, для реального получения доступа к чему-либо требовалась громадная организационная работа, заключающаяся в налаживании контактов с теми инстанциями, которые эти ресурсы распределяли. Назывался этот процесс – «приделать к письму ноги».
Сам факт отправки в соответствующую структуру письменного обращения на бланке Комитета отнюдь не означал, что просьба вообще будет всерьез рассмотрена. Наиболее вероятным был вариант, что спускаясь от вышестоящего чиновника к исполнителю, обращение закончится более или менее вежливым отказом – в связи с «нехваткой ресурсов» или «отсутствием вашей организации в утвержденном годовом плане». Поэтому единственным шансом было добиться личного приема у первого лица и объяснить ему на пальцах всю важность для страны и города существования нашей организации. Крайне важно, конечно, было произвести и личное впечатление на начальство.
Московский городской комитет профсоюза работников культуры, оправдывая свое существование в глазах своего руководства, проводил всяческие эксперименты по реорганизации в подведомственных ему объединениях. Итогом одного из них стала попытка слияния Комитета драматургов с другими мелкими профкомами при издательствах, результатом чего и стало рождение достаточно крупной столичной организации под названием Комитет московских литераторов. Общая численность ее членов превысила полторы тысячи человек, председателем утвердили Ивана Менджерицкого, сценариста, автора популярных тогда телесериалов «К расследованию приступить», «Профессия – следователь», «Анна и Командор» и нескольких других. Первым заместителем председателя избрали меня.
Разумеется, работали мы на общественных началах и никакой зарплаты за это не получали.
Буквально перед самым слиянием удалось мне сделать одно важное дело для коллег. Встретившись с одним из руководителей Московского Исполкома – аналога нынешней Мэрии – удалось мне добиться почти нереального – выделения лимита для нашей организации на легковые автомобили.
Никто у нас не верил, что такое возможно. В те годы один начальник по фамилии Янченко из издательства, принадлежащего ЦК КПСС и штампующего цветные портреты Генсека, подробно объяснял мне: «…пойми, автомобиль – это ведь как награда…». То обстоятельство, что «награду» эту ты просил не в подарок от государства, а хотел бы купить за собственные деньги, которые приходилось копить всей семьей не один год, оставалось за кадром.
Так или иначе, получилось, что в известной степени я почти единолично впервые в жизни оказался на практике неким «распределителем благ». Мне было поручено составить короткий список с фамилиями членов организации, которые получали право на выделенные нам несколько автомобилей: «Москвича», «Жигули-универсала», самой престижной в то время «Лады-пятерки» и, кажется, какой-то еще. Надо ли говорить, как всколыхнулась местная общественность в своем стремлении оказаться среди счастливчиков.
Среди наиболее активных просителей, готовых на все ради обладания четырехколесной мечтой, оказался скромный автор эстрадных скетчей и миниатюр, член нашего Комитета и мой давний приятель Леня Якубович. Леня был хорошим кампанейским парнем, достаточно активным членом Комитета драматургов и мне, правда, не без труда, удалось сделать так, что самую лучшую из этого списка машину получил именно он. Став фактически его первым автомобилем, «пятерка», помогая успевать на выступления в разных концах города, потом служила ему долгие годы.
Его устная признательность и полушутливые обещания помнить об оказанной услуге «всю оставшуюся жизнь» меня тогда только позабавили.
Прошло лет пятнадцать, округлившаяся физиономия Лени, уже Леонида Аркадьевича, благодаря телевидению стала одной из самых популярных и узнаваемых в стране, своеобразным пропуском практически в любые кабинеты и инстанции. Одного звонка давно пересевшего на престижные «джипы», знаменитого телеведущего, как это у нас принято, достаточно было, чтобы решить почти любые проблемы. Тем более что это как раз был период, когда его популярные усы из «Колеса счастья», как назывался позаимствованный на Западе формат «Поля чудес», не светились разве что в домашних утюгах, а известнее его в стране был, пожалуй, лишь лидер государства.
