Едем по дороге, и, о чудо! Вся дорога светится в темноте маленькими яркими огоньками. Шон замечает моё недоумение и с охотой поясняет:
— Это «Кошачий глаз». Всего–навсего отражатель света фар машины. Так просто, не правда ли? А, кажется, будто это горят тысячи лампочек!
Я не понимаю — как это возможно? Какая‑то сельская дорога! И на ней «кошачьи глаза», это абсолютная безопасность, нужно быть слепым, чтобы на этой дороге совершить аварию.
Какое счастье родиться в стране, в которой думают о безопасности!
Какое счастье родиться в стране, в которой заботятся о людях!
Какое счастье родиться в стране, в которой каждый индивидуум охраняется законом!
Какое счастье родиться в Ирландии!
Я приехал из страны, которая запускает в космос ракеты. Из страны, которая погружает в пучину моря подводные лодки с ядерными боеголовками. Из страны, в которой движущиеся танки, на скорости шестьдесят километров в час по пересечённой местности, стреляют точнее, чем я попаду в кончик носа своим указательным пальцем. Я приехал из страны, в которой унитаз полагается только избранным…
Почему в моей родной стране такое нецивилизованное отношение к туалетам? Конечно, нельзя судить об уровне культуры народа, взяв за ориентир балет и общественные туалеты. Их невозможно подвести под общий знаменатель, чтобы вывести какой‑то средний показатель.
Когда ирландский фермер вносит органические удобрения на поля, попросту говоря навоз, то запах стоит специфический. Вот это и есть типичный запах общественного туалета в России. Без прикрас.
Когда мне было пять лет, я посещал детский сад. Унитазы у нас были. Однако на них не было сидений. Нужно было садиться на холодный, неопрятный фаянс для того чтобы справить нужду. За три года в саду, я ни разу не присел на тот унитаз.
Однажды, я просто обкакался. Я долго терпел, мучился, сжимал ягодицы, но это случилось. Я не мог пойти и сесть на противный лёд унитаза. Это было против моих моральных сил. Я предпочёл обкакаться.
Я ходил по садику и вонял. Какашка лежала в моих трусиках, твердела и воняла. Ребятишки спрашивали меня: «ТЫ пукнул?» — А я крутил головой, оглядывался, делая вид, что тоже ищу того, от кого так невыносимо пахнет.
Я не знаю, как с этим справлялись другие дети, как справлялись с этим девочки… Знаю только одно — и по сей день в русских детских садах нет сидений на унитазах. В туалетах русских школ и по сей день нет дверок, для того чтобы маленький человек мог уединиться чтобы покакать без того, чтобы не стесняться чужих взглядов.
Хотя, чему я удивляюсь, в России всё что угодно доводят до крайности, до невозможности. С целью «опролетаривания» всей страны, в 1937 году многих отправляли в ГУЛАГ, также и моего прадедушку и прабабушку вместе с детьми среди ночи выселили из родного дома и отправили туда, откуда никто не возвращался.
Прадедушка был главным судьей в округе. Он был состоятельным человеком. Он был аристократом. Его семья жила в большом доме, который отобрали коммунисты и он перешёл в государственную собственность. И до сих пор, и в наши дни в половине этого дома располагается центр культуры, а в другой его половине — орган управления местной властью — районная администрация.
Сбежавшая по пути следования в ГУЛАГ и чудом уцелевшая, тогда ещё четырнадцатилетняя девочка, моя бабушка, спустя пол века, водила меня мальчишку по многочисленным кабинетам этого здания и рассказывала: «Вот тут была моя комната, вот тут мы играли, тут спали папа и мама…»
Кто знает, как бы всё сложилось, если бы не этот красный террор. Если бы не эти коммунисты. Если бы не немецкие шпионы.
Все страны и правительства пугали друг друга Русскими Коммунистами. Но, горькая правда в том, что Россия не рассадник коммунизма, а его жертва. В течение многих десятилетий Россию и российского императора называли «Жандарм Европы» за жестокое подавление европейских революций в середине 19–го века. В Европе революционные движения сотрясали, каждое отдельно взятое из княжеств. И тогда, хитрые европейцы решили привить миру вакцину коммунизма. Чтобы не болеть самим, они впрыснули инъекцию в размере десятков миллионов германских марок в Россию и направили в неё своих шпионов, вооруженных идеями Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
Россия переболела коммунизмом в легкой форме, всего‑то семьдесят лет разрухи и сорок миллионов загубленных жизней — ерунда, по сравнению с мировой историей. Но медицинский опыт показал, что в целом по планете, вакцина коммунизма действует, и будет благоприятно влиять на отдельные сообщества людей ещё долгие годы.
Так вот и получается, что если бы не кайзер Вильгельм II, который оплатил криминальные услуги Ленина в драматических опытах над Россией, я бы мог счастливо жить в одном из самых красивых домов моего родного города, в доме который в наши дни охраняется государством как Памятник архитектуры девятнадцатого века. И я никуда бы не поехал, продав тёщины апартаменты размером в 33 квадратных метра.
Джерард не просто душка. Джерард олицетворение широкой души гостеприимного ирландского народа.
Молодцеватый. Рыжеватый. Слегка округловатый и рослый, выглядит богатырем по сравнению с нашими тщедушными фигурками.
Что мы тут наработаем? По сравнению с ним, мы недоразвитые карлики. Наша роль — вдевать нитки в иголки, вот и всё на что мы пригодны с нашей дохлой мускулатурой, с нашими двукратными высшими образованиями.
Джерард посадил нас к себе в машину и повёз по местным достопримечательностям. Круг достопримечательностей сфокусировался вокруг пабов.
В первый раз в своей жизни я увидел, что такое паб. Не НАСТОЯЩИЙ ИРЛАНДСКИЙ ПАБ. А просто паб, потому, что в России их нет.
Люди в России тоже соревнуются в количестве выпитого спиртного. Но происходит это иначе. Там, где обычно в Ирландии собаки справляют малую и большую нужду, в каком‑нибудь закутке, в кустах, в подобных местах в России, между коллегами по работе, между дружками по двору, между мужчинами и женщинами происходит процесс, который в Ирландии называется — социализация.
Джерард угощал нас всеми напитками, которые можно было увидеть на полках пабов. Мы шли из одного в очередной. Из очередного в последующий. Начали в 11 утра в понедельник. Закончили в 5 утра во вторник.
Это было доказательство от противного. Джерард доказывал, что ирландцы не скупы. Я и Вова пытались доказать, что русские не сдаются и умирают последними. У Джерарда получилось лучше.
