В чем-то она была права — мы и правда отлично подходили друг другу. Как говорится, мы поладили, научились уживаться друг с другом. Останься он здесь, со мной, мы бы, наверное, и по сей день были вместе. Но он улетел: теперь нас разделял добрый миллион миль. И как бы он ни старался, ни уговаривал меня поехать вместе с ним, начать новую жизнь, ничего бы из этого не получилось. Мне нравится жить здесь. Да и, к слову, когда твой парень сообщает, что уезжает от тебя на другой конец света, а единственное, что ты испытываешь по этому поводу, — облегчение, это тоже не самый добрый знак.
Я чувствую на себе пристальный взгляд Рут, она будто бы пытается прочесть мои самые сокровенные мысли. Так она пытается понять меня — еще с тех пор, как я была подростком и все беспокоились обо мне после смерти матери. Она — воплощение доброты, но слишком любит говорить о чувствах, и этот встревоженный, немигающий взгляд — обычно верный признак того, что назревает такой «разговор». Все дело в том, что, в отличие от Рут, мне совсем не нравится говорить о своих переживаниях. Мне было это не по душе тогда, много лет назад, и я терпеть этого не могу сейчас. Перекинуться парой слов по этому поводу — вполне нормально, пару раз упомянуть тему нашего разрыва — тоже терпимо, но глубочайший анализ моего эмоционального состояния в связи с отъездом Тома? Нет уж, увольте.
Все мое внимание приковано к возвышению, на котором Хьюго усаживается в кресло за высоким узким столом: оттуда он и будет проводить аукцион. Нужно сказать что-нибудь, чтобы отвлечь внимание Рут, иначе от этого взгляда мне не избавиться и, значит, не получить от торгов ровным счетом никакого удовольствия.
— Допустим, нам хорошо было вместе, — сдаюсь я, — но ты сама-то можешь представить меня на каком-то ранчо у черта на куличках? С меня толку никакого, ты же знаешь, я ненавижу возиться со скотом. Все эти животные… так воняют.
На этих словах я сама заливаюсь смехом, на случай, если она не оценит мою маленькую шутку.
— Ты ведь могла хотя бы попытаться, Коко. Нельзя вот так взять и все бросить. Но еще не все потеряно. Я только не хочу, чтобы ты оставалась здесь лишь для того, чтобы заботиться обо мне. Я совершенно…
— Говорю же, я осталась здесь не ради тебя. И я знаю, что ты прекрасно справишься и без меня, Рут. Может, закроем эту тему?
Господи, и почему все не могут просто забыть об этом? Иногда мне кажется, что Рут никогда не перестанет напоминать мне об отъезде Тома, и Кэт тоже никак не уймется. Она уверена, что мне нужно было ехать с ним и попытаться привыкнуть к жизни на новом месте. Но они ведь не знают самого главного: ничего из этого не выйдет. Не то чтобы он разбил мне сердце… Конечно, Том и правда отличный парень, он мне нравился, я даже его любила. Он мне нравится и сейчас, я искренне желаю ему добра. Уверена, у него все в жизни сложится. Совсем скоро он найдет себе прекрасную девушку, там, в Новой Зеландии, они поженятся и нарожают детишек, которые в чудных ковбойских шляпах станут гоняться за местной скотинкой. Такое — не для меня. А тот факт, что меня совершенно не беспокоит то, что он наверняка полюбит другую, лишний раз доказывает, что наши отношения были не такими уж близкими, как могло показаться со стороны.
— Вот и хорошо, — тихонько вздохнув, мурлычет Рут. — Но, думаю, мне никогда не понять, почему ты так заупрямилась.
— Такая уж я, — отвечаю я, — а теперь можем мы забыть о Томе и сосредоточиться на лотах для нашего магазина?
О счастье! — Хьюго откашлялся, а значит, аукцион официально можно считать открытым.
— Доброе утро, леди и джентльмены. Самое время начать наш аукцион, — бодро объявляет он.
Хьюго не любит тратить время зря — он всегда тараторит так, будто куда-то опаздывает.
— И первый наш лот на сегодня — превосходный сервант, — с этими словами он простирает руку вправо, где двое мужчин со вспотевшими от натуги лбами втаскивают на постамент массивный буфет из темного дерева, давая возможность присутствующим оценить этот лот, в случае если кто-то не успел рассмотреть его до начала аукциона.
— Он находится в прекрасном состоянии, — комментирует Хьюго. — Итак, кто даст за него сотню евро?
Он обводит взглядом весь зал, глаза его так и бегают — боится пропустить чью-нибудь ставку. Некоторые участники аукциона стараются как можно громче заявить о своих притязаниях на тот или иной предмет, при этом высоко поднимая свои таблички с номерами, но кое-кто предпочитает едва заметно кивать головой или поднимать один лишь палец. Но сейчас, похоже, никто не выказывает ни малейшего интереса к этому серванту. Люди всегда боятся быть первыми: все ждут, пока Хьюго снизит стартовую цену.
— Семьдесят пять евро? Кто даст семьдесят пять?
И снова тишина. Хьюго тяжело вздыхает и придвигает свое кресло поближе к столу, будто понимая, что ему предстоит долгий день и придется уговаривать, буквально упрашивать присутствующих сделать хоть одну ставку.
— Давайте же, леди и джентльмены. Ведь наверняка кто-нибудь да не пожалеет за этот сервант из превосходного красного дерева семидесяти пяти евро. Такая цена — грабеж среди бела дня!
Гробовое молчание.
— Быть может, тогда пятьдесят? — Он пытается скрыть отчаяние в голосе, но тут его взгляд устремляется к последним рядам зала — наконец-то кто-то сделал первую ставку, и — хотя Хьюго и делает вид, что все в порядке — облегчение на его лице читается совершенно ясно.
— Ваши пятьдесят евро, сэр, благодарю. Кто даст пятьдесят пять?
Кто-то еще поднимает руку.
— Пятьдесят пять — леди в первом ряду. Шестьдесят?
Так и начинается эта игра, двое участников торгов по очереди повышают цену, пока она в конечном счете не достигает ста десяти евро, после чего снова возникает пауза.
— Сто десять? Кто-нибудь еще хочет предложить больше? — Внешне Хьюго сохраняет спокойствие, но я-то знаю, что в душе он доволен. Какой-то миг все молчат, ожидая, что второй участник торгов за этот лот сделает новую ставку. Однако он не повышает цену, и Хьюго с силой опускает молоточек на стол.
— Продано!
Победительница из первого ряда поднимает свой номерок, и ассистентка Хьюго, сидящая подле него, ставит нужную цифру в ноутбуке, который стоит перед ней на столе. И вот он стремительно переходит к следующему предмету из списка. Хьюго не любит ходить вокруг да около — да он и не может позволить себе такой роскоши, учитывая тот факт, что в списке значится более тысячи лотов.
Из первой половины списка меня ничего не заинтересовало — придется немножко подождать. Но в аукционном зале никогда не бывает скучно, меня всегда занимает сам процесс торгов. Быть может, дело в том, что туда часто приходят люди, которые не собираются ни на что ставить. Я украдкой смотрю налево. В конце нашего ряда на самом краешке деревянной кухонной табуретки примостилась женщина средних лет, одетая в плащ, — в руках она держит каталог, где записывает все цены, за которые уходит в руки покупателей каждый лот. Она — здешний завсегдатай, я встречаю ее каждый раз, когда прихожу, но на моей памяти она так ни разу ничего и не купила. Она даже ставок не делает — просто сидит, записывает цены. Странно, конечно, но она ведь не одна такая. Здесь много кто занимается тем же самым — возможно, такими людьми движет любопытство, скука или даже эксцентричность, как знать?
