Коридоры прямые — да тропинки извилистые.
Он почувствовал себя угловатым застенчивым фронтовиком, вдруг оказавшимся в 46-м году, после атак, ранений и ледяных окопов в уютном кресле председателя профкома какой-нибудь ситценабивной фабрики имени Клары Цеткин.
Что он узнал в Кремле? Всякое и всяких.
Узнал корыстолюбивого чиновника, который безнаказанно принимал в своих кремлевских покоях коммерсантов (заранее зная, что ничем помочь не может) за гонорар в 15 тысяч долларов! Познавательная, понимаешь, экскурсия… Расценки со временем упали — как только финансисты уразумели, что проку от Кремля мало.
И другого чиновника, который брал взятки — как бы это помягче сказать? — женским вниманием. Ни одной просительницы 55-летний сластолюбец не пропустил, не утруждая себя даже закрывать дверь служебного кабинета на ключ. Когда Ельцину откровенно рассказали эту историю (сопроводив доклад видеозаписью), тот побагровел и немедленно подписал указ, из которого следовало, что старого пакостника, человека, известного в стране, отправляют на заслуженную пенсию и благодарят от имени президента за долгий нелегкий труд на благо отечества…
Увидел в Казани «операцию» по поимке и досмотру немощного пожилого мужика, который несколько раз пытался выбежать из толпы навстречу Ельцину вручить ему письмо. Впоследствии выяснилось, что «злоумышленник» родственник той самой женщины, которая в 30-е, трагические для семьи Ельциных годы (отец нынешнего президента попал тогда в лагерь) приютила их у себя, помогала как могла, шила, стирала, утирала нос маленькому Боре Ельцину, а на старости лет заболела, осталась одна на краю Казани — без денег, без лекарств, без телефона. Как «скорую» вызовешь? До Ельцина бумага, конечно, не дошла. Мужика, пожурив за нарушение режима, отпустили восвояси и обещали «разобраться». И лишь вмешательство корреспондента «Известий» сподобило кремлевских бюрократов установить, наконец, старухе телефон. Своевременное и равнозначное «спасибо» отца всех россиян за то, что выжил…
Еще увидел однажды, как на заснеженный Эльбрус в районе курортного Терскола приземлился вертолет, из которого важно вышел Барсуков. В Нальчике ждали Ельцина, и генерал решил лично осмотреть президентскую резиденцию как говорится, «нет ли где измены?». Накануне его увещевали подчиненные: «Не надо бы лететь, Михал Иваныч, вон какая туча идет. Поберегитесь!» Но кто остановит бравого генерала?
И в самом деле — поднялся буран, еле приземлившийся вертолет тут же занесло по самые лопасти. Барсукова вывезли в Нальчик на машине. Позже выглянуло солнце и вертолетчики принялись откапывать машину. Справились только к утру. И тут снова повалил снег. Пришлось все начинать сначала.
Продолжалась эта история долгих десять дней: только отроют машину, её снова заваливает. Вертолетчики прокляли Эльбрус, Ми-8 и упрямого генерала. Говорят, отдыхать они теперь ездят с семьями только на равнинные местности, чтобы даже намека на пригорок не было…
С улыбкой вспоминает Максим и финал казанской поездки, о которой мы уже упоминали.
Не забыл её, наверное, и советник президента (ныне — бывший) Эмиль Паин, известный политолог, которого Ельцин включил в свою свиту. За несколько часов до вылета из Казани в Москву, когда переговоры с Шаймиевым уже подходили к концу, Паин обнаружил, что потерял кремлевское удостоверение. А это почти как партбилет. Испытав сердечное недомогание, он отправился в гостиницу. Хотел достать из дорожной сумки лекарство, но и этого не удалось сделать: сумка исчезла. Сперли? Или забыл в машине, когда ехали из аэропорта?
Держась за левую сторону груди, Паин вышел из гостиницы и побрел в садик внутри Казанского кремля, со вздохом опустился на первую попавшуюся скамейку.
Наивный человек! Ему ли не знать, что все скамейки в городе к приезду Ельцина беспощадно красят в ядовитый зеленый цвет. Прощай, французский костюмчик! Перегнувшись назад и скосив глаз на собственную спину, он подумал, что вот ты президентский советник, все тебя знают, уважают, раскланиваются, а жизнь, как говорится, «не склалась». Что теперь делать?
Пропахший бензином (пытался очистить костюм), угрюмый, он попросился в первую же попавшуюся машину, которая отправлялась в аэропорт — вдруг вещи кто-то нашел? Но судьба в этот злосчастный день распорядилась так, что и машина оказалась необычная. Вернее, её хозяин.
Этот известный в Кремле чиновник, начальник президентской пресс-службы Андрей Андреич по прозвищу Старый Иезуит, прославился тем, что из каждой командировки обязательно привозил жене букет — будь то Ванкувер или Шуйская Чупа. Где в Казани сыщешь достойный букет? Поехали колесить по городу. Паин сидел на заднем сиденье бледнее мела. На его слабые попытки направить машину по нужному маршруту, на запах сердечных лекарств Андрей Андреич не обращал ни малейшего внимания. Наконец, сжалился шофер — вылез из машины и наломал в городском сквере букет сирени.
В аэропорт приехали последними — обворованный, несчастный Паин в костюме в зеленую полоску (у трапа его ждал Максим с пропавшими пожитками) и невозмутимый Старый Иезуит, с ласковой улыбкой оглядывающий белую сирень…
Бесплатное пособие, как получить инфаркт.
«Мелюзга», — сказал бы Куприн и был бы прав. Но мелюзга эта царствует в стране и от её левого мизинца зависят судьбы миллионов. А расхлебывать нам с вами — таким, как Максим, добрым безответным дурачкам, — то в Афгане, то в Баку, то в Грозном.
Кстати, о Чечне.
Когда я работал ещё в пресс-службе у Костикова, в 1993–1994 годах, Дудаев из месяца в месяц бомбардировал факсами (мины — впереди) приемные всех президентских помощников: с отменной учтивостью просил президента о встрече, чтобы обсудить создавшееся в республике положение, попытаться найти общий язык. Куда там! Кремлевские олимпийцы были заняты более важными делами — истребляли другого — «ложного» — чеченца, Хасбулатова. А настоящего разглядеть не сумели. И регулярно отправляли дудаевские факсы в туалет. «Пусть только рыпнется, — сказал на одной из пьянок близкий к президенту сановник, полный отваги после недавнего штурма Верховного Совета. — Одной «Альфы» будет достаточно…»
* * *
И Дудаев не заставил себя ждать.
31 декабря 1994 года, когда россияне, в том числе чеченской национальности, внимали по телевизору своему президенту и доставали со льда шампанское, министр обороны отдал приказ устроить «новогодний фейерверк» начался штурм Грозного.
Максим уже предвкушал дальнейшее — в Кремле не были секретом ни человеческий, ни военный гений лучшего министра обороны всех времен, как нарек его Ельцин. И чем больше Чечня начинала походить на ненавистный ему Афган, а то и превосходить его — по глупости военных и количеству цинковых гробов, тем мрачнее становились мысли Максима и созревало решение — если пошлют на войну, он, как ребята из «Альфы» в октябре 93-го, наотрез откажется выполнять приказ.
