из них он выдал прохожему хлеба на 8 рублей. Образное решение протекает быстро, почти непроизвольно. Абстрактно-вербальный способ решения, наоборот, нуждается в строгом анализе, последовательных суждениях и некоторой интуиции. Результат получается одинаковый…» (из записей Ш.).
Рис. 3
Вот еще один пример подобного решения задачи.
Ш. дается задача: «Муж и жена собирают грибы. Муж говорит жене: “Дай мне из твоих 7 грибов – и у меня будет в 2 раза больше, чем у тебя!” Жена отвечает: “Нет, дай мне ты 7 грибов – и у нас будет поровну”. Сколько грибов у каждого?»
«Я увидел тропинку в лесу… мужа высокого роста в очках. Он держит на локте белую плетеную корзину с грибами. Он устал… ага! я решил, что у него много грибов. А она стоит ко мне спиной – ведь он первый начал разговаривать, а не его собеседница. Я вижу себя… вижу их… вот этот Я, стоящий у опушки, определяет, а Я фактический – живой человек – слежу за тем, как он определяет.
Первое определение: я не знаю, много ли у него грибов, но думаю, что будет много, ведь он говорит: “в 2 раза больше”. Я еще не знаю, в каком положении это все. Но когда он говорит свою реплику – ага! Тут для меня становится ясным; когда он сказал “дай мне 7 грибов” – я вижу кучку, которую он кладет в корзинку. Когда же она сказала свое – он вынимает из своей корзинки, и я вижу, что в обеих корзинках одинаковый уровень.
Самая кучка “7” имеет характерные черты для “семи”. Этот человек отошел, я слежу за ним… сразу появляется число 14… Я уже определил, что “он” правильно считал 14, ведь мы оба делаем разные работы: я работаю цифрами, а “он” превращает все в вес, в вид, в представление.
Но ведь нужно не только, чтобы у мужа отнялось 7 грибов (вот выскочило дно – и выпала кучка из 7 грибов); нужно, чтобы они попали в корзинку к жене, без этого у него больше на 7… Значит, всего у него больше на 14, на две кучки. Я заглядываю в ее корзину – и уровень соответственно уменьшается, а когда прибавляются 2 кучки – он увеличивается.
Вот здесь и приобретает ценность первая часть, которая раньше не имела значения. “Дай мне 7 грибов – и тогда у меня будет в два раза больше, чем у тебя”. У них все возвращается в прежнее состояние, у него два комка так и остаются приготовленными; но если она вынимает один комок, то у него еще не будет в 2 раза больше: ведь еще недостаточно, если у нее из корзины выскочил один комок, нужно, чтобы этот же комок поступил к нему в корзину. Значит, нужно, чтобы убавился один комок, чтобы у него стало на 21 больше, и прибавился к нему, – значит, на 28 больше. Когда у него стало на 28 больше, тогда у него стало в 2 раза больше! Я уже вижу у него дно корзинки, у него стало 8 комков, а у нее 4.
Теперь я начинаю проверять, ведь надо все это перевести на общечеловеческий язык.
Все это исчезает, они отходят, и вот выступают два столба черного цвета и кончаются туманом (ведь я не знаю, у кого сколько…). Но после рассуждения, когда я выясняю, что у него больше, – край первого столба становится выше: у него больше! Здесь я рассуждаю уже двояко: цифрами и диаграммой: теперь я начинаю уравнивать, от одного столба я отрезаю 7, и, когда отваливается этот кусок, он все-таки остается выше, они сравниваются только тогда, когда я переношу его на первую сторону. Видно, что это 14! Я возвращаю их снова в первоначальное положение; следующий верхний кусок – это 14! Но она ему говорит: “Дай ты мне 7 грибов, и я буду в два раза выше тебя!” Теперь я отрезаю справа еще 7 – и у него стало выше на 21. Но нужно еще прибавить к нему, – значит, у него выше на 28… Теперь я вижу, что ее нижний кусок равен его верхнему куску… значит, всего 56! Теперь я убавляю: получается: 56 – 7 = 49, 28 + 7 = 35» (опыт 18/I 1947 г.).
Рис. 4
Мы нарочно привели это длинное рассуждение. Оно вводит нас во внутренний мир Ш. и показывает те наглядные умозрительные пути, которыми течет его решение. Можно ли сомневаться в том, что эти пути иные, чем пути расчета «с карандашом и бумагой», и что мы вошли в своеобразный мир этого умозрительного мышления? [21]
Слабость
Мы поднялись к вершинам мышления Ш., теперь мы должны опуститься к его низинам. Здесь наш путь будет труднее, а мы должны будем совершить его на зыбкой почве, где с каждым шагом ноги могут уйти в трясину… Мы видели, какую мощную опору представляет собой образное мышление, позволяющее проделывать в уме все манипуляции, которые каждый из нас может проделывать с вещами. Однако не таит ли образное и еще больше синестезическое мышление и опасностей? Не создает ли оно препятствий для правильного выполнения основных познавательных операций? Обратимся к этому.
Ш. читает отрывок из текста. Каждое слово рождает у него образ. «Другие думают, а я ведь вижу!.. Начинается фраза – появляются образы. Дальше – новые образы. И еще, и еще…»
Мы уже говорили о том, что если отрывок читается быстро – один образ набегает на другой, образы толпятся, сгружаются, то как разобраться в этом хаосе образов?!
А если отрывок читается медленно? И тут свои трудности.
«…Мне дают фразу: “Н. стоял, прислонившись спиной к дереву…” Я вижу человека, одетого в темно-синий костюм, молодого, худощавого. Н. ведь такое изящное имя… Он стоит у большой липы, и кругом трава, лес… “Н. внимательно рассматривает витрину магазина”. Вот тебе и на! Значит, это не лес и не сад, значит, он стоит на улице, – и всё надо с самого начала переделывать!..»
Усвоение смысла отрывка, получение информации, которое у нас всегда представляет собою процесс выделения существенного и отвлечения от несущественного и протекает свернуто, начинает представлять здесь мучительный процесс борьбы со всплывающими образами. Значит, образы могут быть не помощью, а препятствием в познании – они уводят в сторону, мешают выделить существенное, они толпятся, обрастают новыми образами, а потом оказывается, что эти образы идут не туда, куда ведет текст, и все надо начинать снова. Какую
