Всех нас, обрезанных советских, десять евреев и одного псевдо-еврея, отвезли назад в Берлин. На станции на Фридрихштрассе нас загрузили в сильноохраняемый специальный поезд, направляющийся на юг. На платформе станции состоялось воссоединение. Здесь нас ожидали Деканозов, советник, военный атташе и все «дипломаты», которые подвергались к интернированию под защитой посольства. Почти перед тем, как поезд начал трогаться, специальное подразделение гестапо посадило на поезд моего предшественника, нквэдешника с женой. Он прошел через более чем чистку отхожих мест, находясь под непрерывными допросами в гестапо и был сильно избит. Хотя никто из нас особенно его не любил, и не потому, что он был евреем, для нас он стал настоящим героем.
Через несколько дней после того, как мы проехали Софию и приближались к болгаро-турецкой границе, наш поезд остановился на маленькой станции. Когда он вновь начал двигаться, он, оказался, шел назад, в Германию. Каждый был озадачен. Я даже больше, я был встревожен. Нет, никогда в лагерь с моим обрезанием. Я был скорее готов выпрыгнуть с поезда и попытаться идти к партизанам в горах Болгарии или Югославии.
Через несколько минут германский офицер, ответственный за поезд, объявил, что мы возвращаемся в Нис, через югославскую границу. Здесь мы должны были дожидаться еще двух поездов с советским персоналом, прибывающим из Италии и Франции правительства в Виши.
Двумя днями позднее все три поезда отправились на восток, прямо к турецкой границе. Затем наступил действительный, физический процесс обмена на основе один на один, не считая их подопечных. Турецкими и булгарскими корпусами связи была устроена коммуникационная линия длиной более чем 1500 километров, связывающей болгаро-турецкую и советско-турецкую границы. По этой линии шли подтверждения, что советский человек перешел в Турцию на западе, а немецкий человек — через советскую границу на противоположной стороне Турции.
Это был долгий, нудный процесс, в который было вовлечено около пятисот человек с каждой воюющей стороны. В течение нашего ожидания, я обратил свое внимание на то, что цифры для обмена показывали превосходство немцев почти три к одному, демонстрируя тем самым их преимущество в разведывательном отношении.
Наконец, обмен был завершен и турки доставили нас на автобусах в Эдирну. Здесь, перед посадкой на поезд, идущий в Стамбул, интернированным дали первую хорошую еду за все прошедшие две недели.
Рано утром следующего дня в ясную и солнечную погоду мы прибыли в Стамбул, город моих юношеских грез. Ах, Стамбул, мысленно восклицал я, вглядываясь с чувствами удивления и счастья, как голубы твои воды в Мраморном море, как прекрасны твои многочисленные минареты, устремившиеся в небо, как прекрасны твои мечети, базары и современные улицы, полные людей. И какой долгий и мучительный путь понадобился мне, чтобы дойти до тебя.
Здесь, в Стамбуле, была собрана вся масса советских возвращенцев из Франции, Германии и Италии. Все, кто был из Франции и Италии, также большинство из Германии, были посажены в другие поезда через несколько часов после прибытия и отправлены назад в Советский Союз.
Остальные из нас, во главе с Деканозовым, были доставлены в летнюю резиденцию посольства в Буюк-Дере на Босфоре. Для граждан почти любой страны, это было бы приятным шансом посмотреть Стамбул, но для нас, советских, это было не более чем уютным интернированием. Посол не разрешил никому, за исключением себя и своего советника, покидать территорию, по-видимому, боясь, что кто-то мог и не возвратиться назад.
Меня, почти немедленно, повезли познакомить с послом Сергеем Александровичем Виноградовым. Впервые после отъезда из Москвы ко мне обратились по моему настоящему имени и отчеству. Посол сказал также, что Начальник Управления прислал инструкции, чтобы я остался в Турции для дальнейшей работы здесь.
Этот посол являлся контрастом по отношению к Деканозову. Выпускник Ленинградского Университета и института красной профессуры, он был высоким, стройным и симпатичным и выглядел городским человеком. Несмотря на связи с НКВД, он в действительности был похож на дипломата и действовал как дипломат высокого ранга. Вместо крика, он улыбался, когда он напомнил мне директиву, что с ним следует консультироваться и держать его в курсе дел о всех моих планах ГРУ и операциях, короче говоря, дал знать, что он является здесь настоящим хозяином.
После окончания нашей беседы он даже привез меня в свою квартиру и представил к своей жене, Евгении Александровне, очаровательной женщине.
Я должен был сохранить свои тассовскую фамилию, Николаев, но получил работу прикрытия в качестве пресс-атташе. Моя постоянная резиденция должна была находиться в Стамбуле, поскольку большинство турецких газет издавались здесь. Когда я получал эти инструкции, я вынужден был напомнить себе, что это не грезы. Все, через чего я прошел, даже унижения в лагере для интернированных, внезапно показалось мне стоящим этого момента. Я не смог бы получить лучший приказ, если бы даже сам писал его для себя.
В основном, моей задачей была организация разведки против Германии. Я должен был работать из Стамбула, не только для целей прикрытия, хотя они также были важны, но из-за того, что он был огромным космополитическим центром с европейцами различных национальностей и политических взглядов, многие из которых были беженцами войны. Среди них было естественно вербовать людей для наших операций. Эти люди составляли основное ядро моих нелегальных резидентов.
В то же самое время я искал других бездомных европейцев, поляков, чехословаков, югославов, французов, итальянцев не только в Турции, но также на Среднем Востоке, людей, желающих вернуться на свои родины и сражаться с немцами, присоединившись к подпольным организациям.
Мне также поручили несколько специальных и срочных операций. Одной из них было сотрудничество с сетью нашего военного атташе в установлении и снятий карт пригодных мест для тайников около Анкары, Стамбула, Измира и других населенных районов, а также сельскохозяйственных районов к западу от советской границы. Эти тайники должны были стать будущими складами для малокалиберного автоматического оружия, коммуникационного оборудования и денег для возможного их использования партизанами. Это был стандартный метод действий ГРУ в каждой стране, но он еще не использовался в Турции.
Другая специальная задача касалась лишь одной Югославии. Мой начальник улыбался, когда он меня знакомил с ней и сказал, что ГРУ следовало заставить меня прыгнуть с поезда и присоединиться к партизанам. Я в ответ улыбнулся, но не сказал, что однажды такая мысль у меня уже появилась. Такой шанс был упущен, теперь надо было найти офицеров, дезертировавших из югославской королевской армии в Турции и других пограничных странах и уговорить их отправиться в Москву. Там их потренируют как партизанских командиров и затем сбросят на парашюте в югославские горы для руководства партизанскими подразделениями.
