Советские делегаты также сделали удачный дипломатический ход, обратив внимание на то, что с приездом отца в Крыму наступила хорошая погода. Им была известна ходячая поговорка, и в беседе они употребили выражение «рузвельтовская погода».
На конференции произошел обмен подарками и наградами. Отец преподнес Черчиллю, Сталину, Идену и Молотову специально выгравированные медальоны. Кроме того, он подарил Сталину книгу «Цель — Германия», быть может в виде тонкого политического намека на роль, которую сыграли массированные бомбардировки союзниками стратегически важных районов Германии. Отец передал также маршалу для вручения восьми офицерам Красной Армии две медали «Заслуженного легиона» первой степени и шесть медалей «Заслуженного легиона» второй степени.
В воскресенье 11 февраля, когда американцы уезжали из Ливадии, советский персонал дворца снабдил их на дорогу большим количеством водки, вина нескольких русских марок, грузинского шампанского, которое похвалил отец, икры, масла, апельсинов и мандаринов.
Перед окончанием конференции Сталин снова подтвердил заверение, данное им в Тегеране: через шесть месяцев после победы над Германией Советский Союз объявит войну Японии; затем, после некоторого размышления, он сократил срок с шести месяцев до трех.
В дополнение к сказанному в официальном коммюнике «Большая тройка» договорилась, что в интересах безопасности СССР на Тихом океане он должен получить право на Курильские острова и на южную половину Сахалина. Впоследствии, когда в связи с этим соглашением отца и его партнеров начали критиковать за «тайные сделки», критики, очевидно умышленно, замалчивали то обстоятельство, что это соглашение и не могло быть обнародовано, поскольку Россия не участвовала тогда в войне против Японии. Неверно также, будто Курильские острова были «платой» за вступление России в войну против Японии; ведь Сталин добровольно сделал этот шаг еще в Тегеране, больше года назад, без всяких помыслов о «плате».
Отец прибыл из Ливадии в Севастополь в сумерках; это было, пожалуй, самым подходящим временем для осмотра мрачных развалин одного из сильнее всего пострадавших от войны городов. Кучи щебня; там и сям торчащие из развалин голые стены, похожие на щиты для объявлений. Отцу рассказали, что после отступления немцев в городе осталось всего шесть неразрушенных зданий.
Американская делегация провела ночь на военном вспомогательном судне «Катоктин», а наутро вылетела в далекий путь на аэродром Дезервуар в Египте, за тысячу миль от Крыма. Там их ожидал тяжелый крейсер «Куинси», на котором они прибыли из Ньюпорт-Ньюс. Там же они узнали, как мир воспринял результаты переговоров в Ялте. Даже Герберт Гувер вынужден был признать: «Это сильно обнадежит весь мир». Отец просмотрел несколько газетных статей, переданных ему по телеграфу, и затем послал Сталину приветственную радиограмму, которая заканчивалась словами: «Я уверен, что народы мира будут рассматривать достижения этого совещания… как действительную гарантию того, что наши три великие нации могут работать в мире так же хорошо, как и в войне».
Пока отец отдыхал на борту «Куинси», его посетили три важных гостя. Позднее Анна рассказывала мне, что отец был крайне утомлен напряженной работой последних двух недель, похудел и держался главным образом на нервах. И все же, несмотря на усталость, он охотно принял этих посетителей. Первым прибыл египетский король Фарук; они с отцом беседовали о длинноволокнистом египетском хлопке, который Америка закупала во время войны, о значении двусторонней торговли после войны, о тысячах американцев, которые, — с уверенностью заявил отец, — будут приезжать в качестве туристов в нильскую долину. В тот же день явился встреченный соответствующими почестями второй коронованный посетитель, император Эфиопии, темнокожий Хайле Селасие. Император оживленно беседовал с отцом о реформах, которые он начал осуществлять в своей стране, и с готовностью заявил, что разделяет надежду отца на установление более тесных отношений между США и Абиссинией после войны.
На следующее утро отец принял третьего посетителя: короля Саудовской Аравии Ибн Сауда, который впервые выехал за пределы своего королевства. Он прибыл на американском эсминце, и, когда последний пришвартовывался к «Куинси», отец и его спутники могли видеть шатер, раскинутый на палубе для того, чтобы король мог спать на открытом воздухе В этот день моя сестра Анна благоразумно покинула отца и отправилась в Каир из уважения к мусульманскому обычаю, по которому женская часть семьи живет изолированно.
Король и президент обсудили сначала еврейский вопрос в Палестине. Отец надеялся убедить Ибн Сауда в справедливости переселения в Палестину десятков тысяч евреев, изгнанных из родных мест в Европе, преследуемых и кочующих по всей земле. Как мне рассказывал впоследствии Бернард Барух, отец признался, что из всех разговоров, какие он имел в своей жизни, наименьшее удовлетворение он получил от беседы с этим арабским монархом человеком несгибаемой воли. Кончилось тем, что отец обещал Ибн Сауду не санкционировать никаких мероприятий США, враждебных арабскому народу.
Что касается Сирии и Ливана — французских колоний, населенных преимущественно арабами, — то отец сказал своему посетителю, что французское правительство дало письменное обязательство предоставить Сирии и Ливану независимость. Отец заверил Ибн Сауда, что он может в любое время потребовать от французского правительства выполнения данного обещания и что он окажет ливанцам и сирийцам всяческую поддержку, за исключением только поддержки силой.
Ибн Сауд завистливо разглядывал кресло на колесах, в котором сидел отец. К изумлению короля, отец немедленно преподнес ему это кресло в подарок.
Затем «Куинси» направился по Суэцкому каналу в Средиземное море; начался первый этап продолжительного путешествия домой. В Алжире отец сделал короткую остановку в ожидании ответа на вопрос, будет ли де Голль продолжать капризничать или удостоит отца визитом в соответствии с посланным ему приглашением. Ответ, присланный через посла Каффери, гласил: «По ряду причин де Голль не может в данный момент оставить Париж. К сожалению, Алжир находится слишком далеко» и т. д. и т. п. Отец пожал плечами, и «Куинси» направился в Ньюпорт-Ньюс.
Возвращение домой после столь успешной и богатой событиями конференции было омрачено печальным концом. В пути, к западу от Александрии, у одного из самых старых и близких друзей отца — Уотсона произошло кровоизлияние в мозг, и он умер. Не удивительно, — говорила мне Анна впоследствии, — что отец был так безумно утомлен, когда, наконец, добрался до Белого Дома.
